на церемонии прощания, вызывали у меня приступ неуместного веселья. Стараясь как можно больше подражать западной культуре, наши перекачанные силиконом и гилауронкой Мани и Тани дополнили свои наряды шляпами и большими черными очками. Уж им-то, конечно, было необходимо прятать свои заплаканные глаза. Слово дали вдове, и я вторично развеселилась. Законной женой она пробыла аж три месяца, пока весьма неосмотрительно не бросила на кровати свой телефон с открытым мессенджером, где достаточно часто называла мужа непроходимым тупицей и жаловалась, как он ей надоел. Кожемятов собрал ее вещи, пока она была в душе. В разводе они были уже около двух лет.
Я вздохнула. Ивану Кожемятову было сорок два года и как-то так выходило, что по-настоящему близких людей у этого человека не было. Воспитывала его бабушка, почившая 5 лет назад, родители женаты, кажется и не были, мать непутевая, бросила сына и ушла в загул, из которого так и не вернулась. Бабушку Кожемятов боготворил и очень горевал, когда ее не стало. Он купил ей хороший дом за городом, нанял помощников, в общем, обеспечил достойную старость, но самой большой радостью для старушки были визиты Ванюши. Все просила она правнуков поняньчить, но не дождалась. Детей у Кожемятова не было, родственников не было, жены нормальной и той не нажил.
Вдова вытирала черным ажурным платочком сухие глаза и картинно судорожно запиналась. Видно надеялась на долю в наследстве.
Следом выступал его заместитель и, по его словам, настоящий, близкий, преданный друг Вани.
Я открыто усмехалась, так как этот настоящий и преданный друг сдал Кожемятова со всеми потрохами первым. Причем, делал это столь усердно, словно на дворе был снова 37 год.
– Да, не хотел бы я, чтобы мои похороны были похожи на эти, – задумчиво сказал мужчина рядом.
Я оглянулась на незнакомца. Рядом стоял мужчина средних лет, ближе к сорока, бритый налысо, с аккуратно очерченной черной бородой по моде. Он был похож на кавказца, но речь была с английским акцентом.
– Почему?
– Столько фальши, – покачал он бритой головой.
– Почему Вы так считаете? – слегка улыбнувшись, спросила я.
– По той же причине, по которой Вы так ехидно ухмыляетесь, – парировал он.
– Наверно на официальных похоронах всегда так, – пожала я плечами.
– Мне кажется, что единственный человек здесь, который по-настоящему горюет, это вон та молодая женщина.
Я проследила направление его взгляда и нахмурилась, узнав Ирину. Она по-сиротски приткнулась в самом конце зала.
– Вы не знаете, кто она покойному?
– А Вы кем ему приходитесь? – решила я ответить вопросом на вопрос.
– Мы занимались вместе спортом и имели кое-какие дела. Бизнес. Могу ли я задать Вам тот же вопрос?
– Мы были знакомы по работе, – пробурчала я.
Он кивнул и снова начал рассматривать толпу.
– Мы с Вами раньше не встречались? – спросила я, чувствуя
