тринадцать и подключился третий телевизор, и его я тоже понимаю! Такое чувство возникло, что у меня три головы и одно туловище. На цифре семнадцать два телевизора сломались, кино кончилось и одна пожилая женщина, которую звали Эльза, и мужчина по имени Андрей разжали пальцы и принялись считать. Я быстро поняла, что это кино в моей голове это то, что эти люди вспоминали и «каким-то Макаром», я все это увидела. На девятнадцатой секунде таким же ударом включились еще три телевизора и до двадцать пятой секунды, шло четыре трансляции одновременно. Когда я произнесла цифру двадцать шесть, глаза всех испытуемых были открыты, а у меня заговорило снова мое радио, тема ведущего:
– Я читаю мысли? Я понимаю людей без слов мысленно на расстоянии? Как я смогла это сделать? Смогу ли я снова это повторить? И как это повторить?
Придя в себя, я спросила:
– Кто может говорить?
– Меня зовут Кира, – произнесла темноволосая худенькая и маленькая женщина сорока пяти лет. Достаточно жилистая и округлая привлекающая внимание формами тела. Темные брюки классического покроя из джинсовой ткани и облегающая стрейч кофточка белого, но уже грязного цвета сидели на ней идеально с точно подчеркивающим фигуру эффектом. Длинное карэ волос превратилось в длинные сосульки, но никак не портили внешность Киры. Сухость и строгость в лице придавало особенность в чертах лица.
Я решила, что не буду пока рассказывать о том, что я видела ее кино, чтобы не напугать или вызвать еще большее недоумение.
– Кира как ты?
– Мне жутко, но уже не больно.
–Теперь я не одна и шансов выбраться прибавилось, – сказала я с легкой ухмылкой как будто сама себе.
– Надо повторить, кто согласен сожмите пальцы в кулак, – твердо и убедительно произнесла я.
И снова я увидела кулаки надежды, к которым присоединилась и Зоя. От полученного адреналина вследствие экранизации в полномасштабном режиме человеческих судеб мое эго наполнилось смыслом жизни как никогда. Всю свою жизнь я ждала этого смысла именно такого ощущения, но предположить такое и уложить в голове я просто, ни одной клеткой своей души не могла. Понимание чужих судеб, видение жизни другими глазами человека безо лжи и притворства. Ощущение невольного вторжения в сознание других людей с благими намерениями с целью помощи. Когда весь мир разрушен и расчленен буквально, когда от человечества остались крохи, я наполняла себя свое нутро смыслом и ловила себя на мысли, что мне это прельщает и нравиться. В то время, когда моя оппозиция киперов вспоминала о своих близких и родных через боль, я думала не о своих детях, близких и родных, я думала о жизни чужих мне людей, которые тогда были со мной. Почему так? И стоило ли мне думать вообще об этом? В тот момент моя цель была выбраться во, чтобы это не встало. Также я понимала, что у меня нет шансов, нет надежды, есть только вера. Вера в то, что я могу спасти себя, чтобы найти своих близких людей. В том, что моя семья жива, я верила, безоговорочно
