Он постоял у двери еще несколько секунд, послушал какое-то совсем неинтересное шуршание, вернулся в свою комнату, лег в кровать и сразу заснул.
Кино кончилось, экран погас, и я открыл глаза. Море, солнце, небо, Капитан Немо – все были теми же, только я стал другим. Как будто родилось во мне что-то. Маленький мальчик Ваня, Ванечка, Ванюша стал частью меня, и я изменился. Помягчел, что ли? На человека сделался более похож. А нельзя мне быть похожим на человека. Человеки в таких условиях не выживают.
И все же мне хорошо. Вот сейчас, сию секунду хорошо. Что будет в следующее мгновение, и будет ли оно вообще, я не ведаю. Но сейчас мне так хорошо, как я уже и забыл, что бывает. Правда, грустно немного и в носу пощипывает. Каким же настоящим я был когда-то. Чистым, наивным, любопытным… Такой мальчик, как Ванечка, должен был жить в сотворенном им самим светлом завтрашнем дне, и не просто жить, но еще и дарить счастье всем окружающим. Вместо этого Ванечка живет во мне – могильщике и губителе человеческой цивилизации. Как это произошло? И неужели все дело в честности? Да ну, глупости, миллионы пап и мам проводят со своими детьми подобные беседы. Мол, не надо врать, нужно быть честным, и так далее… Откуда же тогда берутся подонки и негодяи? Ведь они берутся откуда-то, и их много, не исключено даже, что большинство. Хотя, возможно, у них не было таких замечательных мамы и папы? Простите меня, родители, что научил наш прекрасный мир не тому, чего вы от меня ожидали. Я не нарочно, я не хотел…
На мои привыкшие к свету глаза наворачиваются слезы. Действительно наворачиваются – как гайки на заранее приготовленный винт. Глазам становится больно, и я закрываю их руками. Снова ничего не вижу. Но слух у меня остался, уши работают, и в них проникает заботливый баритон Капитана Немо.
– Что, детство вспомнил, Айван? Родителей?
– Угу, – мычу я из-под наложенных на лицо рук.
– А ты поплачь, это не стыдно, это хорошо, нормально это. Поплачь, легче станет.
– У-ум, – продолжаю я мычать, не отнимая рук от лица. Капитан, конечно, благородный человек и явно добра мне желает, но не для него эти слезы. Не должен он их видеть. Мои, только мои…
– Мы знали, что ты с детства начнешь, родителей вспомнишь. Почти стопроцентная вероятность, если тебе интересно. Да не переживай ты так сильно. Легче тебе будет от этих воспоминаний. Вот поверь мне, легче. У тебя непростая судьба, Айван, и вспоминать, заново проживать ее тяжко. Я знаю, знаю… А детство, оно у всех золотое, на него опереться можно, когда совсем невмоготу. На-ка вот лучше выпей, пока никто не видит. Нарушаю, конечно, ну да и черт с ним…
Капитан тычет в мои закрывающие стыдные слезы ладони теплым, округлым металлическим предметом. Я хватаю его и приоткрываю один свой намокший глаз. Фляга. Лихорадочно отвинчиваю пробку и засасываю горлышко губами.
…Словно вскрыли острым ножиком набитое тяжелыми камнями брюхо. И высыпались оттуда камни. И пусто стало. И звонко. И легко. Первый глоток алкоголя за десять лет. Я даже не понимаю, какого. Забыл.
