разорённого стеллажа. По отработанной инструкции фельдшер вкалывает актёру быстродействующий седатив, но ещё несколько минут они стоят вокруг, не разжимая рук, и наблюдают за тем, как расслабляется лицо Соры и стекленеет безучастный взгляд. Только тогда Маэстро выпускает его запястья.
– Ну? Что ты ему сказала? – спрашивает сурово, поправляя галстук-бабочку.
– Да я ничего не успела сказать! Он услышал про лот, и сразу….
– Не сразу, – встревает агент, – Но да, больше мы ничего не говорили. Первый раз вижу такую реакцию….
– Ну, не первый, – пожимает плечами Маэстро, – Впрочем, это было ожидаемо в его случае. Обычный нервный срыв, к тому всё и шло. Он не сказал тебе, что это такое было на сцене?
– Не сказал….
– Хм. Я сначала подумал, что самоубийство. Но нет, что-то другое.
– И что теперь? То есть, мы же не можем так его отправить к покупателю?
– Я сам поговорю с клиентом. Скажу, что Сора у тебя на перевязке. Только сделай так, чтобы в машину он сел сам, а не мы на руках занесли.
Маэстро выделяет нескольких агентов убрать осколки и проследить на всякий случай (он никогда не доверяет актёрам, даже в таком состоянии), и уходит, потирая ушибленное предплечье. Притихшая фельдшер перебирает уцелевшие пузырьки, ища что-нибудь подходящее, и время от времени тревожно поглядывает в сторону Соры.
– Я слышал, что он не уезжал из Театра уже десять лет, – тихо говорит тот самый агент. Теперь он стоит, прислонившись к стене возле кушетки, и задумчиво рассматривает кровавые пятна на белой одежде актёра, – Не знаешь, правда ли?
– Четырнадцать, – без всякого выражения поправляет девушка. – Он всегда выкидывал что-нибудь этакое на представлениях, чтобы никто на него не ставил. Вот и теперь….
– Теперь не сработало. Да…. Не представляю, кому же это радость такая достанется. Даже жалко человека.
– Жалко, – так же безучастно повторяет фельдшер, и больше они не говорят.
Глава 2. Маски
Казимир
В маленьком кабинете Маэстро я наконец-то остаюсь один, но легче от этого не становится: руки по-прежнему дрожат, и кровь всё также стучит в висках. Измеряю шагами комнату, пробую на удобство все стулья и подоконник. Должно пройти какое-то время, но, как назло, оно здесь будто остановилось. Чтобы доказать себе, что это не так, я считаю секунды. Минуты. На одиннадцатой дверь открывается.
– Мои искренние извинения! Иоши Сора повредил ноги во время выступления, и фельдшер его не отпустила. Через полчаса всё будет готово, а пока…
Я знаю этого человека: директор и распорядитель Театра последние двадцать лет. Здесь его называют Маэстро. В прошлый раз мы тоже виделись, он приходил поприветствовать моих родителей, пожимал руку отца, улыбался матери. Мне кажется, Маэстро совсем не изменился: та же полная фигура, неизменный галстук-бабочка, вьющиеся волосы с проседью. Садится напротив, и я замечаю, как странно он
