Дмитрий не спал дотемна – всё читал в гостиной «Московские ведомости». За низкими окнами шумел ливень, капли дребезжали по стеклу. «Из Вязьмы, апреля 4: третьяго дня в 8 часов пополудни были вы свидетелями необычайнаго здесь в настоящее время явления. Сильная молния с превеликими громовыми ударами, многократно повторенными, при дожде и граде, продолжалась около часа; а на другой день выпал снег…»
Сквозь красную занавеску замигало – бабахнуло! Поёжился Дмитрий, подтянул к ключице воротник зелёного турецкого халата – дедова трофейного. Вздрогнула и Февронья на скамейке в углу – только успела задремать: «Ой, Господи, помилуй!»
– Кто-то стучит, – Дмитрий поднял голову от газеты.
– Да нет, голубчик, это гром гремит, вот тебе и почудилось.
– Февроньюшка, посмотри!
«И чего далось? Неужто кто в такую непогодь явится?» – она протрусила коридором к дубовой лестнице. Со страху свечу взять забыла.
– Чего, старая, упырей что ли испугалась?
– Ой-ёй-ёй!
Это Асинкрит в чёрном кафтане в темноте притаился.
– Чёрт ты эдакий! – Февронья схватилась за перила, чуть не упала.
Шаркнула лаптем по ступени. Нащупала ногой нижнюю. Снова небо взорвалось так, что задрожало крыльцо. Она остановилась, вжалась в стену под загашенным светильником. И, как продолжение грома – четыре раза поколотил дверной молоток.
Февронья подкралась к двери и взялась за железный затвор. Открыла. От ливня зашумело в ушах. Грохнуло, замигало, три вспышки просветили дождливую пелену… На крыльце стояла высокая чёрная фигура в плаще и шляпе. «Свят-свят-свят!» – старушка отступила. Силуэт двинулся на неё.
– Февронья, что ты? Не узнаёшь меня? – произнёс спокойный глухой голос.
Опять замигало! Зажмуриться? Да уж поздно, увидела… Не дьявол это! Большие тёмные глаза, густые женственные ресницы, задумчивый глубокий взгляд. Благородный узкий нос с длинной переносицей.
– Го-осподи поми-илуй… Васенька!.. Голубчик!.. До смерти перепугалась я…
Он снял и встряхнул мокрую шляпу. Короткие чёрные волосы над его высоким лбом и на висках закручивались беспорядочными кольцами.
– Что же ты, не обнимешь меня? – рука в серой перчатке протянулась к старой нянюшке. Февронья боком приблизилась, дала себя обнять. И ткнулась носом в его мокрую пелерину.
Проплакалась. Отпустило.
– Пойдём, голубчик! Пойдём в гостиную! Митенька не спит ещё. Он ведь тоже приехал! Ох, промок ведь нáсквозь! Сними плащик-то. Асинкрит камин затопит…
***
– Василий! – Дмитрий отшвырнул «Московские ведомости», кинулся на брата. – Мой Василий! Брат мой! Отойдите все! Дайте обнять!
Повис у Василия на шее – похлопал по плечам – стиснул ему руку и потащил к столу.
– Иди, иди сюда! Садись. Рассказывай! Как ты? Надолго ли вернулся? Васи-илий мой! – он снова оторвался от стула, потрепал брата по щеке; подбежал к старинному деревянному буфету,
