от безнадёжности, то ли соблазнился на щедрые посулы вербовщиков, потом рассказывал, что никакого локатора в глаза не видел, а дежурил на китайской границе46. И самым страшным там были не китайцы, которых он тоже в глаза не видел, а недосып. Практически не давали спать, постоянные дежурства, то в очередь, то внеочередные. Отбой в час, подъём в пять и всякое такое. Народу очень на хватало, или уж так обязанности распределялись между имеющимся. В общем-то, я давно убедился, что в армию не хочу. Было такое впечатление, что военные считают, что в армию должны идти все, независимо от воинственности натуры, между тем устроить её так, чтобы она не была чем-то вроде тюрьмы, они не в состоянии. В таком случае у меня нет никакого патриотизма в этом отношении. Трудно ожидать, что человек сам захочет в тюрьму, какими бы патриотическими речами это ни прикрывалось. Если армия так необходима, думал я, организуйте её получше, тут и армейский патриотизм появится, а может, окажется, что и поголовно всех принимать туда не надо. Известно ведь, что те, кто поступил в универ после армии, учатся с большим трудом, потому что всю школьную науку из них успешно выбили. А я не хочу терять знания, полученные в университете. Полученные при достаточно интенсивной работе, т.е. учёбе, но она тоже работа. В конце концов, это даже в интересах самой армии. Если она не получит, в частности, от электронной промышленности, которая работает больше на армию, чем на бытовую технику, новых разработок, с чем она останется? С каменными топорами? Ладно, не с топорами, с гаубицей образца 1937 года47, которую мы проходили на военной кафедре. И пусть я сам не рвусь разрабатывать оружие, я понимаю, что моё стремление усовершенствовать возможности Оже-спектроскопии в области количественного анализа каким-то образом будет работать на это. Мне это удовольствия не доставляет, а вот армейским мыслителям, если бы у них были бы мозги, доставляло бы. А раз у них мозгов, очевидно, нет, приходится думать за них. Пусть энтузиасты армии, если такие найдутся среди читателей, меня ругают. Что, кстати, весьма вероятно. Поскольку я, в основном, помещаю на сайте фантастические рассказы, то и «мои» читатели, вероятно, любят фантастику. А среди писателей-фантастов есть, например, Вебер. Или ранний Хайнлайн, тот вообще считал (повесть 1959 года Starship Troopers, в русском переводе Звёздный десант, в жанре боевой фантастики), что человек, не прошедший армию, не должен иметь избирательных прав. Правда, всё же оставлял человеку выбор: хочешь участвовать в политике – пройди армию, чтобы суметь защищать свой политический выбор с оружием в руках. Плевать на политику – ну, можешь и армией пренебречь. Он, правда, имел в виду американскую армию, а она и так добровольная. После Вьетнама. На котором молодёжь обнаружила несовпадение своих интересов и интересов начальства, которые она должна защищать, рискуя жизнью.
Не то чтобы я считал, что армия вообще не требуется государству. Хотелось бы, чтобы так было, но увы. Если бы не Советская армия, меня бы и на свете не было, так как моих родителей сожгли
В.Ч.: мне стало даже интересно: а хоть кто-иибудь из попавших в армию служил по военной специальности? Видимо, пехотных командиров катастрофически не хватало, подозревая потому что те, кто окончил «общевойсковое командное училище» слишком быстро спивались. Однако, такого, что пока желающие не найдутся – никого из аудитории не выпустят, я никогда на мехмате не слышал. Уговаривали в военкомате – да («кто хочет: первые 5 лет в ГДР» – голос: «а последующие 20?»), потом на 1 курсе аспирантуры меня чуть было не призвали, я уже и медкомиссию прошел. В отделе аспирантуры любезная девушка посоветовала «не терять связь» (с аспирантурой, а не с ней), не то не восстановят, но не объяснила как связь поддерживать. Оставалось только сняться с военного учета. И тут сидевший там отставник (даже с медалями) неожиданно рассердился на военкоматовских и объяснил мне, что согласно чьему-то приказу (я с первого раза запомнил примерно 5 бессмысленных букв и 6-7 цифр, хотя обычно имен знакомых запомнить не мог, не то что 6-значных номеров телефонов) аспиранты-очники призыву не подлежат (как и преподаватели). Я бодро отбарабанил военкому шифр приказа, после чего он стер мою фамилию, написанную, как оказалось, карандашом и сообщил, что вообще-то призывать меня и не собирался, а записал просто в резерв: вдруг будет недобор, а я всё-таки пожелаю.
В.Ч. говорит, 1938. Наверное, он прав. В интернете есть обе. Только которая 1937, та 152-мм, а которая 1938 – 122-мм. Но я не помню, какой толщины был ствол. Дальность, по моим воспоминаниям, больше похожа у той, что помню я сам, 18 км. У другой 12. Но я и дальность мог забыть. За его пушку аргумент такой, что он запомнил год, как относительно менее примечательный. Впрочем, какая разница, 37 или 38, обе сделаны давно.
