Данте и философия. Этьен Жильсон

      Если это верно, то доказывать справедливость данного тезиса должны те, кто его поддерживает. Я охотно помог бы им, но не припомню ни одного текста Данте, посвященного Беатриче, где, как мне показалось бы, поднимается подобная богословская проблема. Возможно, потому, что я имею наивность верить: женщина, удостоившаяся лицезреть Бога, несомненно, была в высшей степени добродетельной. Более того, я думаю, что маленькая флорентийка, получившая благодать крещения, еще до обретения блаженства была существом сверхъестественных достоинств, чья духовная красота превосходит воображение. Тот факт, что я так думаю, имеет значение лишь для меня самого; но так же думал и Данте, а этот факт уже чрезвычайно важен для всякого интерпретатора его творения. Вот почему я не могу согласиться с тем, что «мы впадаем в абсурд», когда думаем, что Данте писал о некоей христианке как о «чуде Троицы, превосходящем всё, что может быть порождено природой и искусством». Такое утверждение действительно странно, особенно если оно исходит от теолога, причем такого теолога, для которого мысль Данте и мысль св. Фомы сливаются воедино. Разумеется, верно, что, если влагать в уста Данте следующие слова: «Между первым днем и последней ночью творения Бог не сотворил ничего подобного», – это «не могло быть сказано ни об одной женщине, поскольку это превыше даже ангельской природы»[135]. Но здесь наш богослов несколько торопится, ибо есть, по крайней мере, одна женщина, которую Бог сотворил превыше ангельской природы: это Дева Мария[136]. Что касается Беатриче, Данте никогда ничего подобного не говорил. Правда, в «Новой жизни», XXIX, он действительно сказал, что донна Беатриче в силу подобия (per similitudinem) означает число «девять», то есть чудо, исток которого – то есть исток чуда (cioe del miracolo) – пребывает именно в Пресвятой Троице. Но и св. Фома, как любой богослов, учит, что человек есть образ Божий. Более того, нет никаких затруднений в том, чтобы признать, что в некотором смысле «образ Божий присутствует в человеке в большей степени, нежели в ангеле»[137]. Если, как доказывает затем св. Фома, это верно в отношении всякого человека, но особенно в отношении того, кто есть «imago per conformitatem gratiae» [ «образ в силу соответствия благодати»[138]], и если этот образ Божий соотносится в человеке «не только с божественной природой, но и с Троицей Лиц»[139], то не только Беатриче, но и любой из нас, применительно к силам природы и искусства, «excedit omnem aliam naturam» [ «превосходит всякую иную природу»][140]. В конце концов, в чем же еще пребывает источник всех превосходящих природу чудес, как не в творящей и обоживающей Троице?

      Таким образом, Данте имеет полное основание восхвалять Беатриче, более того, прославлять ее в другом тексте как одно из чудес Творца: «Questaè una maraviglia; che benedetto sia lo Segnore, che si mirabilmente sae adoperare!» [ «Она – чудо, да будет благословен Господь, имеющий власть творить столь дивно»] (Новая жизнь, XXVI). Но о. Мандонне имеет в виду не этот текст, а скорее другой, относимый им к Беатриче: