Не говоря уже о том, что ты абсолютно порядочный человек… хотя и это среди нашего брата редкость… ты еще и безупречно работаешь. То есть работал – до этого проклятого «Носа». Все мы завидовали твоей увлеченности, въедливости, стремлению довести до совершенства каждый кадр… Все дружно говорили, что другого такого фанатика своего дела среди нас нет… И вот теперь этот «Нос». Тебя как будто подменили с ним…
Роман недобро усмехнулся:
– А ты уверен, что я не всегда был таким, как сейчас?
– Да, конечно, не был! – воскликнул Басов.
– Погоди, погоди… Ты ведь со мной раньше не работал. То, что ты мне сейчас поведал, это же только с чужих слов…
– Но я ведь видел и результат! – возразил Владимир. – Я смотрел все твои фильмы, и все они безупречны.
– Это лишь монтаж, – небрежно заметил Роман. – Они становятся такими только на монтажном столе. А до монтажа это обычная куча киномусора.
– Ну а натурные съемки? – не унимался Басов. – Ты же все прежние свои картины снимал вне павильонов!
– Надо же иногда и меняться, – усмехнулся Роман. – Ты этого не допускаешь? А вообще все, что ты сказал про «меня прежнего», это как будто не про меня, а про кого-то другого. На кино мне, по большому счету, плевать, я воспринимаю его просто как работу, причем нелюбимую. Никакой въедливости и стремления к совершенству у меня отродясь не было. Да и человек я вовсе не такой уж порядочный…
– Ну, уж это ты на себя наговариваешь, – не согласился Басов, хотя уже не так горячо.
– Наговариваю? – неприятно улыбнулся Роман. – А ты вот знаешь мою жену?
– Да, конечно! – с энтузиазмом отозвался Басов. – Элла… Красавица, умница, блистательная актриса…
– Так вот этой блистательной я уже давно изменяю, – процедил Роман, глядя коллеге прямо в глаза. – Причем с полной дурой, к тому же бездарной… Ты ее тоже знаешь.
– Ну, это твое личное дело, – протянул Басов и наконец оставил Романа в покое.
Больше он этого разговора не возобновлял.
А вскоре в павильон к Роману по окончании очередного съемочного дня заглянул его коллега Фигуркин, негласно считавшийся худшим режиссером «Мосфильма».
– Слышал о твоей беде, – произнес Фигуркин, входя и бесцеремонно садясь на единственный свободный стул.
Сам Роман прохаживался вдоль декораций и лишь брезгливо посмотрел на него, но ничего не ответил.
– Милиция, как я понимаю, и в ус не дует? – продолжал Фигуркин.
На этот раз Роман даже не удостоил его взглядом. Только громко проскрипел зубами.
– Я понимаю, старик, – сочувственно протянул Фигуркин. – Тебе, как говорится, все теперь обрыдло… Но ведь надо же что-то делать, действовать…
Тут Роман наконец не выдержал.
– Слушай, иди-ка ты отсюда, – прошипел он.
– Ну зачем ты так, зачем? – с оскорбленным видом воскликнул Фигуркин и даже поднялся на ноги. – Я ведь тебе помочь
