это превосходство в силах в 5-6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством, и на крови строит себе карьеру».
Кто-то вспомнит слова Сталина о Ерёменко: «Ерёменко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского… Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Ерёменко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив…». (Сталин) [14][15][16]
Лично я делаю иной вывод из слов Сталина: одно только сравнение Ерёменко с К. К. Рокоссовским поднимает его очень высоко.
Примечание. Мой отец случайно столкнулся на поле боя с Ерёменко… (Об этом в очерке «Память делает человека человеком» Кн.3). Генерал Еременко вел себя храбро и мужественно, почти непрерывно находился в боевых порядках сражающихся войск и после тяжелого повторного ранения продолжал руководить боем на носилках до отправления в госпиталь. Там его посетил Сталин и пожурил за то, что не берег себя.
Для многих командующих операции под Москвой, их развитие и исход стали большой наукой. Как вспоминал и командующий Западным фронтом Жуков, что воевать тогда только-только учились. И эта учёба стоила тысячам-миллионам солдатских жизней, в основном, как сейчас понимаю, выходцам из сёл и деревень.
И все же – учились. Трудно давалась, к примеру, командирам среднего звена наука управления подразделениями в бою. Очень часто роты и батальоны действовали изолированно, полагаясь только на себя. Нередкими были случаи обстрела своих. Фронтовики о таких обстрелах говорили: когда по своим, получалось очень точно, с большими потерями.
В процессе боя, зачастую, командиры стрелковых дивизий, бригад, полков изучали обстановку и не знали, что происходит непосредственно на поле боя; в результате командиры рот, батарей, эскадронов были предоставлены сами себе.
Надо честно признавать и то, что немецкие командиры, старались избегать необоснованных потерь своих солдат.
Например, в том же в Наро-Фоминске: под покровом ночи смогли отойти, оставив невыгодные позиции, сохранив для последующих боев оставшийся личный состав и технику.
Наши командиры такого права на творческий маневр, особенно в обороне, практически не имели.
Генерал-лейтенант Ю. А. Рябов, помощник полковника М. П. Сафира в ЗЗА с августа 1942 года, рассказывал, что Михаил Павлович в разговоре с ним эту ситуацию оценивал следующим образом: «Попади мы в подобную историю, не могу представить, кто бы дал приказ отойти обратно на 25 км? Уверен, что по нашей «методике» никто из такой ловушки живым бы не ушел – всех бы положили, но приказа на отступление не дали».
Возможность проявления маломальской инициативы наших командиров окончательно была ликвидирована после выхода приказа № 227 с четкой установкой – «ни шагу назад».
Очень метко прокомментировал этот документ многоопытный, трижды раненный фронтовик, участник ржевской мясорубки, генерал-майор М. П. Коробейников: «Немцы всю войну просидели
