за преступления против человечности. И то только в том случае, если они носят массовый характер.
Человечность – естественна и нормальна.
Но тогда что она такое?
Она не материальна. Как время. Но ведь и реальна, как время. И как время может преумножаться, может убывать, мельчать, дробиться, обессмысливаться…
Объективными показателями и свидетелями этого процесса служат художественные фильмы.
***
С этой стороны уже озадачивает фильм режиссера Николая Досталя «Петя по дороге в Царствие небесное».
Петя – идиот. Не в смысле – дурак, кретин, болван, дебил и т. д. И не в медицинском смысле. По большей части он идиот в смысле князя Мышкина, если угодно – гоголевского Поприщина. То есть человек, тронутый умом и душой на общественно-социальной почве.
Жил-был Петя давно, более полувека назад, в местах по тем временам достаточно отдаленных – в Кандалакше. Я знаю это местечко, я там поблизости служил авиамехаником. Своим странным названием городок, говорили старожилы, обязан каторжанам, которых на этом этапе когда-то освобождали от кандалов, справедливо полагая, что оттуда уже никому и никуда не сбежать. Ну и от жаргонного присловья «кандалы – ша» и родилось якобы имя поселения.
В советское время оно бы не родилось – заключенных на Колыме и уж тем более на европейской территории огораживали высокими заборами с колючей проволокой.
Так предместья Кандалакши стали одним из островков архипелага ГУЛАГа.
Шел памятный 1953-й год, и еще до того, как скончался вождь, Петя, взрослый мальчик, вообразил себя большим начальником. Но не таким большим, как Поприщин. Не испанским королем, а милиционером-гаишником. Притом очень правильным и добросовестным гаишником. Идеальным начальником.
Когда до Кандалакши дошла весть о смерти бессмертного, у кого-то из заключенных не выдержали нервы, и он побежал. За ним побежали охранники. Петя не мог остаться в стороне и нелепо, случайно был подстрелен.
У Шаламова есть загадка. Стоят два человека по разные стороны колючей проволоки. Спрашивается: кто из них свободен? Отгадка: оба несвободны.
Несвобода заключенных обуславливает несвободу охранников-начальников. Скверных и идеальных. Правильных и даже праведных.
Пространство в фильме Досталя разделено на две зоны. На ту, что несвободная, и на ту, что тоже несвободная. Реальная граница оказалась условной. А условная, несознаваемая, неощущаемая – реальной.
Простодушный, асоциальный идеалист Петя нечаянно оказался на ирреальной границе между этими двумя зонами. Немудрено ему было свихнуться. Немудрено ему было погибнуть при первом же столкновении сторон.
Спрашивается: а при чем здесь мы, живущие в ХХI веке?
А при том, что мы по-прежнему несвободны от нашего тюремного прошлого. Несвободны от того, кто умер более полувека назад. Оказалось, что мы запроданы «рябому
