и сползшие с нее занавески, бесенок за его спиной терпеливо и настойчиво уговаривает брата открыть хотя бы лицо. Похоже, это оказывается не так-то просто. Несколько раз урезонивания старшего натыкаются на упрямое протестное мычание, но, в конце концов, срабатывают. Из-под края цветастой ткани показывается затылок растрепанной седой головки. Тито бесшумно обходит детей кругом, нарочно держась на расстоянии, чтобы не вспугнуть, пытается рассмотреть под этим поникшим пушистым облачком волос лицо малыша, как вдруг сам оказывается пойманным врасплох, пригвожденным к одной точке, пораженным и обмершим от метнувшегося в его сторону встречного взгляда: немыслимого, леденящего взгляда детских глаз, которые даже в воцарившемся полумраке нисходят ясным небесным свечением. Ему кажется, что сейчас на него смотрит вовсе не ребенок, а сам Бог, и он видит его насквозь, знает о нем все и готов судить…и не намерен щадить… Спустя мгновение, это ощущение проходит. Он замечает, что и распахнувшаяся в глазницах лазурь, и общее выражение бледного личика выдают вовсе не вселенскую мудрость карателя, а лишь немой, парализованный, животный страх. Малыш так уставился на него, потому что боится, а он… Потому что не может не смотреть, не может оторваться. Все-таки поразительные глаза! Теперь ясно, почему они свели с ума Рауля.
– Не бойся меня, миленький, – кое-как проговаривает Тито.
Звук его голоса пробегает по телу мальчика ознобным содроганием. Дыхание внезапно становится громким, отрывистым.
– Не бойся, ну… Ты такой чудесный! Давай познакомимся… – делает полшага в сторону детей.
Губы малыша растягиваются, обнажая маленькие острые зубки. Но это не улыбка – это оскал. Тихий нутряной хрип заполняет пространство комнаты точно посыпавшаяся груда острого щебня.
– Chaq’, прекрати, – строго командует старший, – Я говорил тебе, так не делать. Прекрати, – обхватывает его плечики, легонько встряхивает, заставляя смотреть на себя, а не на Тито.
Маленький примолкает. Сжимается. Инстинктивно тянется к горловине пончо, чтобы снова натянуть на голову и скрыться от всего – порыв, который бесенок тут же пресекает.
– И прятаться не нужно. Ты здесь пока в безопасности.
– Это правда, миленький. Я тебя не трону, не бойся, – заверяет Тито и снова пробует подойти к ним поближе, но жестом бесенок останавливает его, мотает головой: «Нет. Стой там».
– Ладно… Я понимаю… Бедняжке надо немного освоиться и привыкнуть. Вы все-таки идите, на диван сядьте. Нельзя же так – на полу…
Без особого желания, бесенок поднимает своего спутника, доносит до дивана, подсаживает и сам садится рядом, вплотную. Обессилено прильнув к боку старшего, маленький, наконец, находит в себе смелости немного осмотреться. Его тревожные глазки тающими льдинками быстро проскальзывают по комнате и вновь примерзают к стоящему теперь уже у противоположной стены Тито. Так, пожалуй, лучше. Лучше устанавливать с ним контакт издалека и потихоньку. А еще лучше…
Стараясь игнорировать ледяное жжение его взгляда,
