не хочется, просить ни у кого не хочется. Видеть никого не хочется. А перед глазами опять словно кружит это фарфоровое неживое личико с черной полосой вместо глаз. Как не видеть ЕГО?! Как забыть?! И, подходя на внезапно обмякших ногах к шкафу, достает банку с тем, что точно его избавит. Избавит раз и навсегда. Бурунданга – порошок похожий на прах: проглотишь ложку – будет забытье, проглотишь две – будет покой. Три… Пять, чтобы наверняка. Опускается прямо на пол – стоять больше нет сил, рассматривает содержимое банки, покручивая в руках и создавая на ее дне кружащиеся бурханы забвенья и покоя, забвенья и покоя…Может, спросить у Хока, где он его похоронил? Сходить… постоять у его могилы. Говорят, это помогает. Он в это не верит, но… Упасть на колени и просить прощения у него – у этого крохи, которого сожрали люди, а теперь догладывают черви. Покаяться перед ним, а уж потом… покончить со всем. Да, именно так он и сделает. Но для этого нужно собраться, одеться, заставить себя съесть или выпить что-нибудь сытное, чтоб хоть немного силы вернулись, и ехать к Хакобо. Ставит банку обратно, и вместо нее берет настойку от сердца и емкость с какао.
«А еще надо лошадь покормить. Совсем про нее, старушку, забыл» – думает он, сглатывая накапанную на язык горечь, и высыпая какао в котелок с водой. Разжигает под котелком огонь – и опять в сознании мелькает: разгромленное поместье, поломанная мебель, побитые стекла. Пожар. Рауль вытаскивает за одну ножку из объятой огнем комнаты ЕГО – еще живого, еще бессильно подергивающегося и жалобно молящего о пощаде – «Иди, скажи Хоку, что этого я себе заберу»… А Хакобо: – «Ну что ты заладил?! Отвали! Ты ведь взял, что хотел, Тито? А это – трофей Рауля. Так что, пусть берет, коль ему приглянулся»… И он «отвалил». И конец.
Не переиграть, не вернуться, не исправить. Он бездумно миновал заветную точку бифуркации своей судьбы – тот самый момент, когда его выбор ещё мог что-то изменить, и единственное, что ему остаётся теперь – это катиться под откос по пути неизбежного прямиком в бездну. Все.
Все… все. Надо успокоиться. Поколебавшись, добавляет в какао щепотку того, что хоть немного поможет привести в порядок нервы, и щедрую ложку меда, чтоб смягчить вкус. Все. Чуть подождать, выпить и прямиком к Хакобо. Пусть показывает, где его могила. Может, этот и сам ее уже не раз слезами полил… «трофей Рауля»…Боже! Боже, Хок! Что мы с тобой натворили?!
Громкий настойчивый стук в дверь заставляет его вздрогнуть и машинально вскочить на ноги. Наверное, кто-то из деревни с очередными жалобами на очередную хворь. Да, пошли они! Нашли время! Видеть никого не хочется. И слушать их нытье тоже. Думает переждать. Притвориться, что его нет дома. Подолбятся, да свалят восвояси. Однако в этот же миг истерично заржавшая из своей конюшни оголодавшая кляча предательски выдает присутствие хозяина. Стук повторяется еще громче и еще настойчивее.
– Иду, иду! – недовольно бурчит Тито, разыскивая впопыхах свою одежду. Она оказывается под кроватью, в самом
