здорова и благополучна. Час назад ты узнала, что некто нуждается в твоей помощи, я имею в виду Вестника, который третий день стоит под твоим окном и представляет пока только неудобство для домашней скотины, а завтра проблемы начнутся у всех. Какое решение ты приняла? Ты хоть что-нибудь сделала хорошее из того, что собиралась? Нет, ты читаешь свой дневник с паскудными записями, выбросив из головы чужой призыв о помощи.
– И, наконец, пока ты читала свои интимные воспоминания, я почувствовала твой интерес к тому, из-за чего, частично, Мариэль была наказана.
Достаточно тебе доказательств того, что ты и без меня неплохо справляешься с образом (как ты назвала себя?) взбалмошной девицы? Десять проступков за полдня – многовато для невинной Марии Венедиктовой, не так ли, м? – Голос замолчал, ожидая ответа.
И Маша не могла ничего ответить на это: слёзы стыда покатились по её щекам, она только покачала головой, признавая вину. Желание оправдаться ушло на задний план. Голос был прав. Что случилось с ней? Почему так вышло, что она превратилась в Мариэль, сама того не заметив?
– Ну, нет, милая! – возмутился Голос. – Проясним ещё один момент для нас обеих. Яблоко, которое превратили в пуар, – уже не яблоко. Согласна?.. То-то же. Забудь своё русское имя, твоё прошлое теперь принадлежит Люмерии. И до тех пор, пока ты, пуар мой, будешь верить в то, что ты – яблоко, в голове твоей будет каша, на которую ты жалуешься.
Маша вытерла очередную слезинку и не возразила – хотела уточнить, потому что чувствовала: именно сейчас Голос не обманывает, не играет:
– Но как же я могу стать Мариэль, если я хорошо помню только то, что было со мной в Москве, а то, что было в Люмерии, нет?
Голос вздохнул протяжно, словно хотел показать усталость от объяснения очевидных вещей:
– Мы помним лишь то, что представляет для нас ценность. Скоро возобновятся занятия, и ты убедишься в этом. Послушай, стоит тебе признать, что ты – Мариэль, и ошибки её прошлого – твои ошибки, как всё встанет на свои места. В этом суть мироздания: мы сейчас – это не последствие прошлого, это сумма того, что мы из него взяли, и наши нынешние возможности.
Повисла пауза. Голос дал возможность переварить услышанное. И, почувствовав сомнение Мариэль в своих силах, произнёс с более тёплой интонацией:
– Не надо сомневаться. От бездействия уверенности не прибавится. Как я уже сказала, ты совершила много проступков за короткий срок, хотя цель была благая. За твоё оригинальное решение помочь Арману и заслужить его прощение я бы тебе простила большую часть ошибок. Арман – милый мальчик, достойный потомок Белого Речника и Помаванки, которым я немного задолжала.
– И за намерение помириться с братом тоже молодец. Похвально также, что твоя нерешительность относительно Вестника была связана с нежеланием подставить прежнюю Мариэль. Как ты сказала? «Однажды я проснусь снова в своём инвалидном кресле, а Мариэль придётся выполнять обещанное мной». Так? Если бы не эти моменты, я была бы крайне
