что-нибудь, кроме откровенности. – Вы принесли резюме еще до того, как мы дали объявление о вакансии, и вы признались, что поклонник моих видео. Это тревожит меня, потому что иногда у людей, которые смотрят видео, посвященные моей болезни, возникает ложное чувство близости со мной. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь из них работал здесь, – она подняла брови. – Может, вы представляли себе, что мы станем друзьями и будем вести глубокие, исполненные смысла беседы? Это маловероятно. Сомневаюсь, что вообще буду часто заходить в галерею.
– Я понимаю, – вежливо и невозмутимо ответил Марк. – На вашем месте я скорее всего испытывал бы подобные чувства. Все, что я могу, – заверить вас, что в мои намерения входит только стать отличным сотрудником.
Она не стала принимать решение сразу. Вместо этого она рассудила, что утро вечера мудренее, и на следующий день посоветовалась с Луанн и Тринити. Несмотря на то что Мэгги мучила неуверенность, оба были не прочь дать Марку шанс, и в начале мая он приступил к работе.
К счастью, с тех самых пор Марк не давал Мэгги никакого повода раскаяться в своем решении. Химиотерапия продолжала изнурять ее все лето, в галерее она проводила всего несколько часов в неделю, но в те редкие моменты, пока она находилась там, Марк вел себя как истинный профессионал. Он жизнерадостно приветствовал ее, легко улыбался и всегда обращался к ней «мисс Доус». Никогда не опаздывал на работу, никогда не звонил сказать, что заболел, редко тревожил ее, а если и стучал тихонько в дверь ее кабинета, то лишь в тех случаях, когда добросовестный покупатель или коллекционер спрашивал именно ее, и Марк считал случай достаточно важным, чтобы ее потревожить. Возможно, потому, что он принял сказанное на собеседовании близко к сердцу, он никогда не упоминал о ее недавних видео или постах и не задавал ей личных вопросов. Время от времени он выражал надежду, что она чувствует себя неплохо, и это ее устраивало, поскольку он, в сущности, ни о чем не спрашивал, так что она сама могла решать, сказать что-нибудь или нет, если хотела.
Вдобавок, что самое важное, он преуспевал в работе. С клиентами он обращался любезно и обаятельно, «онкофанатов» вежливо направлял к выходу, прекрасно справлялся с продажами – вероятно, потому, что не был навязчивым ни в малейшей степени. На телефонные звонки он отвечал обычно после второго или третьего сигнала, копии снимков старательно упаковывал перед тем, как отправить по почте. Завершив все свои дела, он, как правило, задерживался в галерее на час-другой после закрытия. Луанн настолько впечатлили его достижения, что она преспокойно готовилась уехать на Мауи в декабре на целый месяц вместе с дочерью и внуками, как ездила почти каждый год с тех пор, как пришла работать в галерею.
Все перечисленное не было для Мэгги неожиданностью. Если что и удивляло ее, так лишь то, что за последние несколько месяцев ее сомнения и опасения, связанные с Марком, постепенно уступили место крепнущему чувству доверия.
Мэгги не смогла бы точно определить, когда это произошло. Так у соседей по
