– девочка в прыщах…
И дождь плетется за похоронами,
за ним – менты в болоньевых плащах…
Вот в туалете вам дают фарцовку
Примерить… или джинсы подержать –
Их этикетку, как боеголовку,
ты крутишь в пальцах… Дорогая, б…ь!
А вот, задачи съездов выполняя,
за нормы бьются слесарь, агроном…
И пахнет бодрый праздник Первомая
к обеду – водкой, к ужину – вином.
Или ещё – «Туриста завтрак» с полки
сметают к черту с матом и огнём
четыре бойких комсомольских тёлки –
чтоб строить БАМ и трахаться на нём!
Кого винить в виденье этом нищем,
в котором между делом и игрой
нам выдавали голь и пепелища
за лучший на любой планете строй?
…То время – будто пёс твой верный – тот, кто
тебя встречал и ластился ползком,
раздавленный промчавшейся «Тойотой»…
И место то засыпано песком.
Собака плачет
А вот собака. Вот её глаза.
Она на взводе вся, само вниманье.
Она с трудом пытается понять,
что там с хозяином? Какие мусульмане?
Мой милый пес! Ну, как тебе сказать?
Здесь кто – с ножом, а кто-то – даже с Торой…
Скулишь ты, трёшься о его пальто
и плачешь, плачешь за потёртой шторой…
Глуха многоэтажка-небоскрёб.
Там светится одно окно во мраке,
как будто кто-то все несчастья сгрёб
в судьбу одной единственной собаки.
* * *
Когда дневной смолкает гам
над кромкою реки,
к реке в кафе по четвергам
приходят старики.
Традиционно о былом,
наполнив пять стаканов,
гуторит за одним столом
ватага стариканов.
Пьёт кто-то пиво, кто-то чай,
а кто-то ждет салаки,
припоминая невзначай
про войны, про атаки,
про тех, кто деспот, кто тиран –
народ в подвалах душит,
кому прикрытие – Коран,
а пища – плов и суши.
Враньё про женщин, словно стих,
срывается из уст,
хотя похож любой из них
на облетевший куст.
Лишь не касаются отцы,
материи простой:
кто завтра вдруг отдаст концы,
чей станет стул пустой?
Храни их, Боже, как от пуль,
от немочи и срама…
…К недетской радости дедуль
шестой к ним села дама.
Тут дуба даст любая смерть,
увидев их зрачки:
умеют молодо смотреть
