– по шесть пудов весили, – бабушка забормотала, подсчитывая. – Это… это, чай, под сто килограммов каждый будет. Возьмет он, страдалец, их под мышки и играючи на воз несёт. Со стороны поглядеть, и то страшно становится… А ему хоть бы што. Однажды этот самый воз возьми и застрянь на дороге прямо в грязи. Так тятя что удумал? Лошадь выпряг, а сам заместо неё в оглобли и впрягся. Воз из грязи вытянул и говорит лошади: «Эх, Сивка, Сивка, где же тебе было справиться, ежели я сам насилу вытянул». Во как! Это ж надо, «я сам насилу вытянул». Выходит, он себя здоровее лошади считал. Ох, и силёнка была у покойного! А уж если за стол садился, то не менее как сорок блинов за раз съедал. Маманя за ним блины печь не успевала, царствие ей небесное!
Витька, давясь и тараща глаза, доел третий блин, но никаких изменений в своём организме не почувствовал. А на самом деле очень сильные изменения произошли с его организмом: мягкий до этого живот стал тугим, как барабан.
Вытирая молочные усы и отдуваясь, Витька откинулся на стуле отдохнуть, а чтобы время не тратить попусту, решил разузнать:
– Бабушка, а бабушка, а вот дедушка мой… Он был сильный?
– Дедушка-то? Си-иильный. А еще больше он был отважный.
– Отважный? – заинтересовался Витька. – Расскажи!
– Раньше у нас здесь пруд был. Вот там, где низина, видел?
– Видел.
– Так вот, там ребятишки малые… навроде тебя, на коньках любители были кататься. А раньше какие коньки? Простенькие были: на валенки прикреплялись – палочка, веревочка… Катались они, значит, катались, а лёд возьми и подломись под ними… А их сердешных аж четыре ребятёнка было… Кричат они… в воде барахтаются… тонут значит… Ну их мой Митя, твой дедушка, и услыхал. Мы же на самом краю живем. Он, не раздумывая, и побег их выручать. Успел только телогрейку да шапку скинуть, а это прямо как был в валенках и одежде, так и сиганул в прорубь…
У Витьки захватило дух:
– Спас?
– Спас, как не спасти. Ох, и бедовый дед твой был.
– Бабушка, а бабушка, а вот скажи лучше быть сильным или отважным. Вот как ты думаешь? – проявил Витька громадное любопытство.
Но тут не ко времени явилась не запылилась Люська в ярко-красном в белый горошек платье и в розовой дурацкой шляпке, из-под которой торчали в стороны огненные косички.
– Здравствуй, баб Мань!
– Ой, раскрасавица ты наша! – засуетилась, запричитала бабушка. – Вот так гостёчек дорогой! Присаживайся, миленькая, сейчас горячими блинками угощу.
– Спасибо, баб Мань, – отказалась Люська. – Я завтракала.
Витька с удивлением оглядел её, подняв выгоревшие брови, и безжалостно спросил:
– Ты куда это так вырядилась?
– Чтобы тебе понравиться, – засмеялась бабушка. – Чем вы не пара?
Витька возьми и легкомысленно брякни:
– Никогда не женюсь! Охота каждый день ругаться!
– А если так, то нечего ко мне было и приставать, – неизвестно чему обиделась вдруг Люська.
– Я… к тебе…
