и жизни. Мы замечаем только проявленность этого вовне. Вокруг тьма и лишь пятно от фонаря. О чем я, ох черт. Зеленые – пока, но ненадолго, деревья маячили передо мной, склон вел меня вниз. Что фиксирует наше сознание? Вот дерево, вот другое, а вот листья на земле, еще не желтые, но дайте срок. Словно картинка, набросанная несколькими умелыми мазками, все сплеталось в единое целое – особенно если расфокусировать зрение. Сфокусируйся и что ты получишь? Вместо цельной картины, отображающей реальность, лишь набор отдельных предметов, а так красиво сейчас вокруг. И тут я с ужасом подумал – а имеет ли право существовать такая красота после такого ужасного события? Имеет ли право хоть что-то казаться нам прекрасным, когда мир предоставляет нам образцы жуткой, кровавой несправедливости? По-моему, нет. Но разве это не особенность нашего способа восприятия мира – мы остаемся собой, с радостью, увлечениями, надеждами на счастье, даже тогда, когда вокруг такая боль.
Почему? Почему так вышло? Кто знает ответ? Точно не я. Яблоки и апельсины. Они продолжат существовать, но кто-то их уже никогда не попробует. Гниющее яблоко на плите. Мертворождающая утроба матери-земли, лишь забирающая и ничего не дающая взамен. Но это ведь не правда! Все поглотит буйная, стылая трава, прорастающая на удобрении почек, печенок и селезенок.
– Я думаю заняться продажей сумок, – рассмеялся Николай, когда мы тогда сидели в баре.
– Да, займись, дорогу молодым!
– Ну если ты начнешь заниматься подобным, это будет совсем не сексуально, – с деланным возмущеньем заявила Марина. Марина была шатенкой с вечно улыбающимся лицом. Вечно улыбаться – это не обязательно быть слабоумным. Она такой не была, просто была такой жизнерадостной.
Была. Была. Была. Была. Была. Была. Была. Была. Была. Была. Эхом отдавалось это слово в моем уме. И сознание пришло на помощь самым идиотским образом. Да, конечно, была. Ведь Николай расстался с ней, едва ли у вас будет еще повод пересечься. Стало тошно. Катя, которая поглядывала на меня? Как глупо. Как мерзко. И Николай. Его видели все мои студенты, когда он после моего последнего занятия заходил ко мне. Издерганно. Отстраненно. Вот как он выглядел. Душа будет жить после смерти. Ведь все в жизни имеет свою противоположность. Вскрываемся? А раз есть смерть, то есть и противоположное ей – жизнь. Прости Сократ, или Платон, но логика идиотская. Конечно, есть противоположность. Вот ты жил – а вот ты мертв. Но никогда обратно. Мне не продашь эту обманчивую, тусклую надежду.
Николай заходит в мой кабинет, потерянный, несчастный. Когда в нашем сердце возникает дурное предчувствие? Когда мы начинаем понимать, что вот-вот раздадутся слова, которые подведут черту под тем, что мы знали. Любое изменение нарушает единство мысли о бытии. Значит любое изменение есть крах. Но возможно есть порог чувствительности нас к подобным крахам. И маленькое изменение не нарушает того порядка вещей. А большое – большое меняет все раз и навсегда.
