style="font-size:15px;"> «Нет, мне это просто прислушалось. Или же это все то же сон и я все еще не проснулся. А значит граница с реальностью стала еще тоньше и я окончательно схожу с ума. Однако пусть лучше будет так, чем окажется, что голос реален, умоляю тебя, боже, боже, боже…»
Дойдя до лестницы, ведущей вниз, Михаил остановился на пару секунд. Снова повернулся в сторону детской комнаты.
– Если ты еще раз позовешь меня, позовешь внутри моей головы, я сожгу тебя дотла – прорычал Михаил и заставив себя улыбнуться, вернулся к лестнице.
К лестнице, которая превратила его сына в инвалида.
Спускаться по ней, как правило, для него всегда было болезненнее, чем подниматься по ней. Так было и с детской. Выходя из спальни, он и вовсе на нее не смотрел. Для этого просто не было никакой необходимости, ведь дверь, ведущая в комнату, располагалась чуть позади и ее всегда можно было игнорировать.
Про себя Михаил называл эти места в доме «запретные зоны» или же «горячие точки». Вступи на них хоть на мгновенье и подорвешься, точно на мине. На мине болезненных воспоминаний. В такие моменты Михаил чувствовал, что этот дом совсем не его. Что этот дом совсем ему не родной.
Пока мужчина стоял и смотрел на Калечащую Лестницу с высоты второго этажа, невольно воспоминания возвращали его в декабрьский день две тысячи четырнадцатого года. В день, когда все и произошло. Каждый раз думая об этом Михаил ощущал резкий запах елки, украшенной новогодними игрушками, ощущал запах пунша, что активно распространялся с кухни по всему дому. Он чувствовал на себе мягкий свитер, связанный для него Анной в далеком прошлом. Свитер был яркий, в зеленых и белых тонах. На свитере были изображены олени.
«Потому что ты самый настоящий олень – сказала Анна, – Но я все равно тебя люблю»
Из колонок телевизора в зале доносились рождественские песни церковного хора. В тот день Костя собирался с друзьями на вечеринку в честь наступление нового, несущего лишь хорошие события, года. Он обещал не задерживаться долго, потому как в канун праздника нужно быть с семьей, даже если от нее почти ничего не осталось. Одним словом, вечер обещал быть тихим и уютным.
Но потом в голове возникали и другие картинки. В них Костя, спускаясь на первый этаж, словно в замедленной съемке, падает прямиком вниз по лестницы. Почему и как спрашивать не у кого. Это был несчастный случай, слишком несправедливая вещь, из-за которой за все случившееся даже не на кого возложить вину. Возможно Костя запнулся об одну из ступенек, а возможно его подвели его же ноги. И вот, Костя падает вниз. Туда, где закончится его нормальная жизнь. Туда, где начнется настоящий ад. Успел ли он в тот момент подумать хоть о чем-либо? Мог ли он представить, что это падение перевернет всю его жизнь?
В голове Михаила возникала картина того, как все происходило в тот роковой день, в декабре две тысячи четырнадцатого. Будто бы сам Михаил видел падение сына, собственными глазами. Как это может
