style="font-size:15px;"> До детского сада, куда меня водила за руку мама, примерно два километра своим ходом. Мимо проезжают грузовики. Легковых тогда, примерно с полвека назад, почти ещё и не было. Да и откуда им было взяться? Все живут одинаково бедно, думаю, и не догадываясь об этом. Идти с ребёнком тяжело, времени, как всегда, мало, и мама голосует. Иногда машины тормозят, дверь кабины открывается, и нас подвозят, если «по пути». Мама благодарит, неизменно называя всех шоферов, несмотря на возраст, «папашами». А может, они и были «папашами» для молодой тогда мамы?
Помню воспитательницу Галину Алексеевну и себя, обмочившегося во время мертвого часа. Мои трусы по её приказу отнесены няней на просушку. Мертвый час окончен. Дети интересуются, почему не встаю, одеваются, бегают. А я голый один лежу на мокрой простыне. Воспитательница, выдерживая паузу, кривя накрашенные губы, посылает детей за трусами. Помню воспитательную минутку в детском «концлагере». Я стою посреди группы голый и мокрый, вокруг меня ходят хороводом дети и дружно (видно не в первый раз) скандируют «Самосуд! Самосуд!» Эти слова заставляют повторять и меня. На моей голове – не успевшие высохнуть трусы.
Трудно сказать, что сохранила травмированная детская память, а на какие детали мне указала сестра. Будучи в старшей группе, она каким-то образом стала свидетелем этого показательного воспитательного мероприятия.
И то верно. Преисполненные административного восторга благодетели наши верят искренно и истово: всё, что они ни делают – в наших же собственных интересах.
Петух и мальчик
На дворе зима. Мы живём в двухэтажном бараке, что в городской слободке. Я, одетый по-зимнему, выхожу на крыльцо. На мне чёрная цигейковая шапочка, перехваченная вкруговую от подбородка до темечка узкой белой резинкой. Вдруг ко мне на голову вспрыгивает огромный (а кто не огромный, если тебе от трёх до пяти?) петух и клюёт в то самое, прикрытое чёрной шапкой, темя. Я падаю на крыльцо и в ужасе ору… На сей раз моя жизнь была спасена. Спасибо чёрной шапке.
Случай то, думаю, пустячный, но моя двоюродная сестра Яна всерьёз утверждает, что после того, как меня в темя клюнул петух, в моих глазах каким-то образом обозначилась не свойственная слободскому мальчишке мечтательность и любовь к произнесению малопонятных, а подчас совсем мудрёных слов типа «электрификация» или «антропос».
Ну, да ведь и вправду не знаешь, когда и где петух тебя клюнет в темя.
Три заветных слова
Зима благополучно завершена. Все во дворе. Я со всеми. На крыльце стараюсь не задерживаться. Ко мне наклоняется мой защитник и старший тёзка, поклонник двоюродной сестры и двоечник, немножко хулиган, а в совокупности характеристик – хороший парень. Шепчет: «Скажи х…, п…, б…». Я старательно и громко повторяю. Уроки не прошли даром –
