был наконец восполнен группой охотников, которые рискнули пересечь узкий пролив, отделяющий главный остров от Тортуги. Здесь они нашли именно то, что им было нужно – хорошую гавань, как раз на стыке Наветренного канала со старым Багамским каналом – место, где четыре пятых испано-индийской торговли проходили мимо их причалов.
На острове было несколько испанцев, но они были тихим народом и были склонны дружить с незнакомцами; но когда всё больше и больше французов стали пересекать узкий канал, пока они не захватили Тортугу и не превратили ее в один большой дом для варки говядины, которую они стреляли на соседнем острове, испанцы забеспокоились и подняли по этому поводу шум на большом острове.
В один прекрасный день на Тортугу прибыло с полдюжины больших лодок с вооруженными испанцами, которые приземлились на спину Черепахи и отправили французов в полет по лесам и скалам, подобно тому, как летит мякина перед порывом грома. В ту ночь испанцы напились до бесчувствия и до хрипоты кричали о своей победе, в то время как побежденные французы угрюмо гребли на своих каноэ обратно на главный остров, и Морская Черепаха снова стала испанской.
Но испанцы не удовлетворились таким мелким триумфом, как освобождение острова Тортуга от назойливых чужаков; они явились на Эспаньолу, воодушевленные своей легкой победой и полные решимости уничтожить каждого француза, пока на острове не останется ни единого пирата. Какое-то время им было легко, потому что каждый французский охотник бродил по лесу один, не имея лучшей компании, чем его полудикие собаки, так что, когда два или три испанца встречали одного такого скитальца, он редко, если вообще когда-либо выходил из леса снова, потому что даже место его упокоения было потеряно.
На Тортуге. Говард Пайл. Иллюстрация из «Пиратов и буканьеров испанского Мэйна». Первая публикация в журнале Harper’s Magazine за август и сентябрь 1887 года
Но сам успех испанцев привел к их гибели, потому что пираты начали объединяться для самозащиты, и из этой комбинации возник странный союз беззаконника с беззаконником, настолько близкий, что его едва ли можно сравнить с каким-либо иным, кроме союза мужа и жены. Когда двое вступили в это товарищество, обе стороны составили и подписали статьи, все их имущество было объединено, и они отправились в лес искать счастья; с тех пор они стали как один человек; они жили вместе днем, они спали вместе ночью; и то, от чего страдал один, страдал и другой; и то, что получил один, получал и другой. Единственным, что могло разделить их обоих, была смерть, и тогда выживший наследовал всё, что оставлял другой. И теперь это было совсем другое дело с охотой на пиратов, потому что два пирата, безрассудные по жизни, быстрые на расправу и меткие на глаз, стоили любой полудюжины испанских островитян.
Постепенно, по мере того, как французы становились все более организованными для взаимной самозащиты, они стали
