тут много ума не надо. А вот с самой Судьбой тягаться – это даже ему, старому цепному псу, не по зубам.
Когда Эдику было семнадцать лет, ему пришлось оперировать правое колено, удалять травмированный мениск. В то время он еще был домашним ребенком, и травма была получена не в какой-то там драке с подростками, а все чин по чину – на тренировке, как полагается хорошему мальчику. Операция ему предстояла легкая, не как раньше – с разрезом в полколена и восстановительным периодом на костылях длиной в три месяца. Теперь за деньги или по квоте удалить разорванный мениск можно при помощи артроскопа. А это две крохотные дырочки и всего неделя на костылях. Можно потерпеть.
Почему в то утро Эдик проснулся с мыслями о той операции и его никак не отпускали воспоминания о каждом мгновении перед предстоящим вмешательством? Это все-таки была не пересадка печени, не операция на сердце, почему же он тогда так волновался? Эдик боялся наркоза. Страшился не вынырнуть из забытья, в которое его собрались погрузить. Да, он боялся неизвестности, черноты, в которой он должен был оказаться, и момента своего пробуждения. Наступит ли оно? Вынырнет ли он из черной воды небытия? Эдик очень отчетливо помнил то утро перед операцией. Как он проснулся в палате, где прислоненными к стене его уже дожидались костыли. Он не ел и не пил, надел новые трусы и чистую майку, получил какой-то успокаивающий укол. И ждал, делая вид, что читает анекдоты в журнале. И когда настала его очередь, о чем возвестило громыхание каталки, которую везли из операционной, за ним пришла медсестра, и он поднялся и поковылял за ней, не видя пола под ногами. Помнил комнатку перед операционной, где оставил свой халат, приглушенные голоса хирургов и то, как ему помогли лечь на операционный стол.
Тогда он вынырнул. И сейчас вынырнет. Мешала одна мысль, которая становилась с каждой минутой все настойчивее. Его план имеет, наверное, множество недостатков, о которых он пока не догадывается, но одно белое пятно все шире и шире расплывалось перед глазами, и Эдика охватывало чувство, как тогда, перед операцией на колене: решимость сделать все как надо и сопровождающий ее безотчетный животный страх. Белое пятно жгло глаза с самого раннего утра, когда он еще и проснуться толком не успел. И Эдик понял, что поступать так, как было задумано, он не станет. Идея с газовым баллончиком никуда не годится. Допустим, он распылит его себе в лицо и бросится за помощью в офис «Перспективы». Как отреагирует охранник? Сколько ему потребуется времени, чтобы понять и оценить ситуацию, чтобы выполнить просьбу Эдика и вызвать по телефону Полкана? И окажется ли он вообще способен что-то уяснить или попросту вышвырнет его из офиса? А если не вышвырнет, сколько будет ехать Полкан? Сколько бы времени ни ушло на все это, к моменту встречи с Полканом Эдик уже будет как огурчик. Действие газа из баллончика не длится вечно. Конечно, охранник, если он вообще окажется толковым, расскажет о том, в каком состоянии Эдик приполз в офис. Но человек привык доверять своим собственным
