Ермолов велел сжечь камыш по обеим сторонам, чтоб тем безопаснее было для проезжающих. В камышах козаки поймали несколько молодых лебедей и нам подарили; мы приказали четырёх зажарить; ночью таманские собаки вошли в печку и похитили наше жаркое, которое мы готовились в первый раз в жизни отведать…»
В эту ночь Пушкину долго не спалось. Тому имелось несколько причин. Во-первых, нещадная жара и комары. Во-вторых, неуёмный полёт исторических фантазий, порождённых легендарными местами, в коих он оказался. И в-третьих – уже на самой грани сна – амурные перспективы, которые в его сознании обрели новое направление… Дело в том, что образ Марии Раевской, представлявшийся недоступным, на время уступил место вожделению к «компаньонке» Анне Ивановне, тоже молодой и хорошенькой: назавтра поэт решил с ней тайно объясниться…
Спроворился ли молодой Пушкин добиться взаимности от генеральской крестницы – сие остаётся покрытым завесой тайны.
Известно лишь, что через несколько дней Александр Сергеевич охладел к смуглянке Анне и снова обратил свои полуневинные взоры на шестнадцатилетнюю Марию…
***
Наутро после завтрака – увы, без жаркого из лебедей – путники узнали, что с переправой в Керчь придётся повременить из-за разыгравшегося на море волнения. Явившийся с утренним визитом комендант-грек, полковник Каламара, пригласил гостей осмотреть крепость. Те охотно согласились.
Помимо высоких валов, Фанагорийская крепость была защищена двумя каменными бастионами со стороны моря и тремя такими же сооружениями, обращёнными в сторону суши. Девяносто артиллерийских орудий, грозно смотревших во все стороны с валов и бастионов, были способны отпугнуть любого врага. В центре крепости располагался плац, вокруг которого протянулись цейхгаузы, казармы и дома офицеров.
– Нам, проезжим, здесь всё интересно, – на ходу оборотился Пушкин к коменданту, – но каково-то вам здесь обретаться месяцы и годы? Не скучаете?
– Разно бывает, – со вздохом развёл руками комендант Каламара. – Привык.
– Такова гарнизонная жизнь, – добавил седовласый полковник Бобоедов, также сопровождавший гостей. – Военному человеку только война исключительный праздник, всё остальное – сугубая рутина.
– И как же насчёт военных действий? – поинтересовался поэт. – Горцы часто беспокоят?
– Отнюдь, – отрицательно качнул головой Бобоедов. – Я уж и не припомню, когда в последний раз черкесы появлялись в наших краях. Сами видите, любезный, сколь изрядная тут фортификация, да и артиллерия по последнему слову. Когда у вас столько пушек, можете спать безмятежно в виду любого неприятеля.
– Да уж, Фанагорийские укрепления горцам явно не по зубам, – одобрительно заметил Раевский-старший. И пояснил Пушкину:
– Оттоманской Порте противостоять – вот главная задача гарнизона. Турки ведь недалече: если что – первым делом явятся сюда с морской стороны.
– Бог даст, этим супостатам тоже дадим острастку, –
