ему было знать, что Боллинджер собирается не просто напугать и унизить меня? Что же до камеры наблюдения, то Пирсон только плечами пожал. «Наверное, умения не хватило. Я отключил только индикаторный диод. Позор на мою голову».
Пирсон происходил из Профессионалов, родители его были инженерами-электриками. Поэтому сделал он именно то, о чем попросил я, – парень входил в число тех лизоблюдов, что толпились у моего столика, – а заодно сделал отводку от шины данных, чтобы сделать собственную запись случившегося.
С открытого терминала в библиотеке запись перегнали на главный сервер Консерватории, а оттуда, не оставляя следов, электронной почтой отправили Бизнесмену Марку Вайло, Патрону Хари, вместе с докладной от самого Хари, содержавшей вполне конкретные инструкции по использованию этой записи.
Мы с Хари и Пирсоном согласовали версии загодя, и легенда была достаточно примитивной, чтобы мы не запутались в собственной лжи. При беседе с местными охранниками я даже не вспотел.
Вот когда прибыла Социальная полиция – да.
Их было четверо – полный взвод. Безликие за зеркальными забралами касок, в скрадывающей телосложение броне, они встали стеной у моей лазаретной койки и по очереди задавали вопросы голосами, стертыми до полной невыразительности при помощи оцифровщиков в шлемах. Глядя на них, я пугался больше, чем когда Боллинджер пытался расколоть мне череп о стену в том сортире.
Мои проступки вовсе не интересовали их: они собирали улики против Боллинджера по обвинению в насильственном межкастовом контакте. Иск подал мой отец; ему казалось, что наши семейные законники сумеют найти лазейку в уставе Консерватории, считавшейся кастово нейтральной территорией. Если так, то Боллинджеру грозил смертный приговор.
Все, о чем хотела знать Социальная полиция, – понимал ли Боллинджер, что я выше его по рангу. И все. Но у меня при разговоре с ними язык отнимался. Я боялся их до усрачки.
На протяжении всей беседы я видел одно только лицо – собственное, издевательски отраженное кривыми зеркалами серебряных забрал. Соцполы обращались только ко мне, не перемолвившись между собою ни словом, и голоса всех четверых звучали совершенно одинаково.
Я, как и все остальное человечество, всегда полагал, что маски Социальной полиции созданы специально, чтобы защитить ее агентов от опознания, чтобы не помешать их умению скрываться под личинами, тайно проникать в ряды врагов цивилизации. Никогда личность работника Социальной полиции не раскрывалась для публики, ни один ее офицер не появлялся на людях без серебряной маски, бесформенной брони и оцифровщика голоса – даже в суде.
Ребятня пугает друг друга страшными байками о том, что даже жены и мужья соцполов до конца своих дней не узнают, чем занимаются их супруги. Я уже к тому времени повзрослел достаточно, чтобы понимать, до какой степени преувеличены эти сказки, но сейчас я ощутил за ними пугающий трепет скованной истины, словно земля под ногами сдвинулась, открывая новые перспективы,
