меня было невероятным, что в наше время, когда все вокруг только и стремятся избавиться от ненужной повинности, есть люди, которые думают по-другому. И не только думают, но и действуют в соответствии со своими убеждениями.
Задумавшись, я машинально наклонилась и вдохнула аромат цветов. И до этого яркий, сейчас он просто ударил в голову, дурманя.
– Боже, какой аромат, просто дух захватывает, – пробормотала я, поглаживая подушечками пальцев нежные лепестки.
– Это от тебя дух захватывает, – голос Давида прозвучал совсем близко, и я, вздрогнув, распрямилась, утыкаясь опять носом в его грудь.
Что он сказал? Послышалось?
Я посмотрела в его лицо и поняла, что не послышалось мне.
Давид заметно волновался, тяжело дышал и смотрел на меня, внимательно и строго. И взгляд его уже не пугал, не вызывал оторопь.
Он завораживал.
Поглощал.
Лишал разума и воли.
Глава 9
– Ты очень красивая, Татьяна Викторовна, – все так же тихо сказал Давид, напряженно смотря на меня.
Я, честно говоря, опешила и не знала, что ответить. Поблагодарить? За комплимент. Или… Или это вольность, которую нельзя позволять своему студенту? Но, с другой стороны, мы же не в университете… Мы здесь оба гости, на равных позициях. Почему симпатичный парень не может мне сделать комплимент? Что в этом такого? К тому же он, в отличие от своего приятеля, не делает резких необдуманных движений.
Ну вот пожалуйста, вспомнила Глеба, и губы сразу обожгло фантомной болью от жадных укусов. Да уж, этот бы точно не церемонился сейчас, рассказывая о том, какая я красотка. Утащил бы в эти же самые кусты осенних роз, пока никто не спохватился…
Стоп! Я что, об этом с удовольствием и сожалением думаю? Я – больная? Похоже, да.
Шок от собственных мыслей взбодрил, привел в чувство. Я отвела взгляд, и пробормотала:
– Спасибо большое, Давид. Пойдемте к остальным гостям?
И уже сделала шаг в сторону, когда Давид аккуратно взял меня за руку:
– Ты мне очень понравилась.
– Я… Я не знаю, что вам ответить, потому что это все неправильно, и не стоит начинать, и…
– Можно, я поцелую тебя? Просто поцелую, один раз.
Я хотела сказать "нет".
Вот правда, хотела! Но не смогла.
Давид смотрел так жарко, так темно и так умоляюще, что я, уже привыкшая видеть только его безэмоциональную маску, сейчас буквально дар речи потеряла.
И молчание мое было вопринято совершенно неправильно.
Потому что удерживающая меня рука сомкнулась охотничьим силком, притягивая к горячему телу, вторая рука привычно, будто так и надо, будто уже не в первый раз, легла капканом на затылок.
Я, прижатая к крепкой широченной груди, втянула носом пряный мужской аромат и одурела похлеще, чем от роз за минуту до этого. Даже голова закружилась.
И да, я молчала.
