делаешь? – проговорила я прямо в его губы.
– Доказываю свою любовь, – у него было сбивчивое дыхание.
Глеб торопливо расстелил пледы, взял меня за руку, стоя на одном колене, подтянул к себе. Мое сердце безумной птицей билось о клетку ребер. Я села рядом.
– Скажи что-нибудь, – попросил Глеб, заглядывая в мои глаза своими расширенными от страсти зрачками. – Пожалуйста…
– Ты сумасшедший…
– Это правда…
Его губы снова нашли мои. Я погрузилась в быструю и глубокую реку его прикосновений, трепета, нежности.
– Подожди, – я попыталась остановить парня, памятуя историю с Владом, – не ломай свою жизнь.
– Она уже сломана, – горячее дыхание Глеба обжигало мое ухо. – И перед тем, как погибнуть я хочу стать твоим.
Такие слова легко могут вскружить семнадцатилетнюю голову, в которой мысли вертелись, как раз, вокруг только одной темы. Действительно, Глебу было нечего терять. Его глаза были сухи, синих слез я не заметила.
– А теперь скажешь что-нибудь? – он завернул меня в плед и просяще посмотрел в лицо.
– Нужно что-то обязательно говорить?
– Как видишь, я… не девственник, – он опустил глаза и начал медленно одеваться.
– Для меня это не имеет никакого значения, – честно ответила я. – Даже больше… я рада, что ты опытный. Может, пока не будешь погибать?
– Если дашь мне сил…
Так случилось наше примирение. Иногда мы уединялись на крыше. Периодически я заходила к Глебу в комнату. Ему так и не подселили соседей. В очередной раз, когда мои руки только начали волнительное путешествие по телу парня, к нам ввалилась Галина.
– Это ты так уважаешь моего брата? – у нее было безумное лицо.
– Галя! – мой избранник хотел что-то возразить, но снова получил затрещину.
– Хотя бы запирайтесь! – сестра громко кричала.
Я не выдержала и начала выталкивать ее с территории брата. Мной двигали ранее неизведанные чувства гнева и ненависти. Я могла бы и ударить Галину, но при Глебе не стала. И хоть в тот вечер удалось избавиться от третьей лишней, но убрать всех из нашей истории не удалось. Мать Симеренко заявилась к моей. Само собой, за мной в общежитие пришел Валя.
– Опять дров наломала, – злобно шутил он, – точнее, парней. Надо уметь терпеть.
В борделе собрались я, Валя, Глеб, Галя, наши матери.
– Ваша девочка испортила моего мальчика, – у Екатерины Симеренко был жалобный голос, который страшно раздражал меня. – Что делать будем?
– А есть доказательства? – моя мать смерила меня яростным взглядом.
– Я видела, они спали! – Галю не смущало то, что ее не спрашивали.
– Он уже был не девственник! – ответила я. – Глеб, скажи!
Но мой поэт стоял, опустив глаза и заламывая руки. Только в тот момент я увидела, насколько он был нерешителен, мягок, ведом.
– Придется отдать вашего мальчика на экспертизу, –
