раньше, шли под рестораны, склады, вещевые рынки. Пришло царство торгашей. Лена, человек творческий, острее других переживала происходящее. Нередко Ника заставала ее расстроенной, с опухшими от слез глазами, но связывала это только с отцом.
Однажды она увидела, как отец, галантно открыв дверцу машины, помогал выйти какой-то женщине. Женщина была незнакомой, но то, как она смотрела на отца, как тот приобнял ее за талию и что-то говорил, касаясь губами ее волос, не оставляло сомнений: они были любовниками. Ника мгновенно взмокла, в животе что-то ухнуло. Она стояла и смотрела им вслед, стиснув кулаки. Уже дома она заметила на ладонях кровавые лунки от ногтей и почувствовала саднящую боль. Обида за мать и острое чувство, что она обязана исправить ситуацию, не давали покоя, толкали ее к действию.
Нике не стоило большого труда узнать, где живет незнакомка: дом и подъезд, в котором они скрылись с отцом, крепко врезались в память. Через некоторое время она уже знала про разлучницу все: имя, фамилию, место работы. Это оказалось нетрудно – они с отцом работали вместе. И Ника твердо решила: раз Бог позволяет обижать маму, она сама наведет справедливость.
Способ был найден, когда она вспомнила один из рассказов маминой знакомой, тети Оли. Та была актрисой и, посвященная в их семейные тайны, частенько заходила повидаться с подругой.
Вот и в тот раз Ника вошла в квартиру и сразу почувствовала знакомый запах тети-Олиных духов.
– Ну что ты, Оля, как же можно верить во все эти заклинания, гадания?.. Все это такие глупости! – произнес мамин голос.
– Вот-вот, и Таня тоже все это глупостями считала, пока сама не столкнулась. Таня Морозова, ты ее наверняка помнишь.
Речь явно шла о какой-то мистике, и Ника навострила уши.
– Морозова? Еще бы, ее все помнят. Успешная певица, солистка Большого театра… – сказала мама.
– Вот-вот, если помнишь, когда у нас только началась перестройка-гласность, она сразу же уехала в Лондон. Ее туда еще при Брежневе несколько раз приглашали, но окончательно она уехала при Горбачеве. Там тоже стала солисткой, только Королевской оперы. Замуж выскочила за дирижера из Ковент-гардена. Поговаривали, что он чуть ли не потомок самого Генделя.
Нике стало интересно. Не снимая куртки, она осторожно присела на корточки и затихла. Она, конечно, знала, что подслушивать нехорошо, но любопытство взяло свое.
– Короче, вся жизнь в шоколаде, – продолжала Ольга. – То выступает перед королевой-бабушкой, то перед королевой-матерью, то перед арабскими шейхами – весь мир открыт, живи да радуйся. И вот на одном из концертов получает она букет цветов – огромный, величиной чуть ли не в полсцены. «Ну, – думает, – от принца какого-то или от шаха. Наверное, после концерта зайдет с визитом». Но никто не появился. На следующем концерте то же самое – опять громадный букет цветов. И вновь никто не появился. Короче, на какие бы гастроли она ни отправлялась, неизменно
