несколько месяцев она принимала сильнодействующие лекарства. Конечно, она хотела тебя видеть. Она была очень обижена, понимаешь?
– Мама? Обижена? А как же я? Меня оттолкнули собственные родители.
– Они не отталкивали тебя, Бенни. Они были огорчены, потому что ты бросила их.
– Они огорчались не из-за меня. Мы оба знаем, почему они огорчались.
– А ты сделала только хуже. Ты уехала от них посреди каникул и даже ни разу не позвонила, чтобы извиниться. Ты не оставила им шанса. И я тоже очень огорчился, Бенни. Нет, постой, поправь меня. Я был страшно зол на тебя. Я до сих пор злюсь на тебя. А похороны отца, Бенни? Когда я позвонил тебе тогда, ты сказала, что приедешь.
– И я приехала на похороны, Байрон. Я проделала весь путь до Калифорнии, приехала на кладбище, просто…
– Что ты такое говоришь? Ты была там? Знаешь, мне показалось, я увидел тебя, но потом я сказал себе: «Нет, Байрон, тебе это померещилось». Значит, ты проделала весь этот путь, а потом у тебя хватило духу оставить нас одних?
– Вы с мамой не были одни, Байрон. Там была куча народу.
– И это твоя отговорка? Что, раз там было столько народу, тебе необязательно было присутствовать?
– Нет, я не это хочу сказать, просто я не могла…
– Что не могла, Бенни? Не могла что? Не могла вылезти из чертовой машины, чтобы прийти на похороны отца? Не могла вылезти из машины ради мамы и меня? А потом я получаю всего-навсего эсэмэску: «Мои соболезнования»?
– Все не так просто, Байрон.
– Нет, все не так сложно.
Байрон поворачивается и собирается выйти из комнаты, но тут замечает предмет в руках Бенни. Это мамина старая пластиковая мерная чашка. Он возвращается и отбирает у сестры чашку.
– Нет, Байрон! – кричит Бенни, спеша за ним по коридору. – Байрон!
Одной рукой она тянет его за свитер, другой пытается отобрать чашку.
– Перестань, – отрывая Бенни от своего свитера, говорит Байрон. – Это кашемир.
– Кашемир? – переспрашивает Бенни. – Это кашемир? Ты издеваешься надо мной, Байрон?
– Это нелепо! – Байрон сует чашку в руки Бенни. – Держи, если тебе от этого легче. Ты, наверное, чувствуешь себя хорошей дочуркой, раз хранишь эту чашку на память? Где, на хрен, ты была все эти годы, Бенни?
– Ведь на самом деле тебя это не волнует, Байрон, да? Ты не хочешь ничего слышать. Просто хочешь напомнить мне, что ты – Байрон Беннет, идеальный сын, которым все восхищаются и которого все принимают. А знаешь что? Не такой уж ты идеальный. На человеческие чувства способен только тот, кто понимает, что и у другого человека есть сердце.
Байрон ошеломлен. Вот как она о нем думает! Бенни вправду так считает?
– Почему ты не позвонил мне раньше, а, Байрон? Если мама была так серьезно больна?
– Почему я не позвонил тебе раньше? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Знаешь, что сказала бы мама, услышав это? – Байрон поворачивается и идет по коридору, бормоча себе под нос: – Это совсем не в духе Беннетов. – Потом морщится.
