было слушать Митьку и твою бабку! Не нужно было тащить тебя в новый мир, давать тебе все эти возможности! – Он неопределенно взмахнул рукой, наверное, описывая круг Мирославиных возможностей. – Ты никчемная! Ты даже со Славиком не сумела совладать! Ну, скажи, чего тебе не хватало? – Он с грохотом поставил бокал на стол. – Все тебе дал! Образование, должность, деньги! Единственного сына был готов на тебе женить, а ты? Что ты кобенишься, а? Ты же никто, шавка ты дворовая!
Мирослава отступила на шаг, посмотрела на шефа, теперь уже точно бывшего, с недоумением, словно видела его впервые в жизни.
– Ваш сын – садист, – сказала она медленно, почти по слогам. – Садист и социопат.
– И что такого? – Всеволод Мстиславович презрительно поморщился. – Он научился сдерживаться, контролировать себя. Что он сделал? Он ударил тебя, Мирослава?
– Попытался. – Она отступила еще на шаг, находиться в одной комнате с этим человеком было вся тяжелее и тяжелее.
– Ты ему всегда нравилась. – Всеволод Мстиславович устало потер глаза. – Бьет, значит, любит! Небось, слыхала? Ну, ударил бы он тебя… До смерти бы не забил! А потом бы раскаялся, на коленях перед тобой ползал бы, подарок бы дорогой подарил. Нормальная же жизнь могла быть!
– Вы сейчас шутите?
Она уже понимала, что он не шутит, что возмущение его основано на искреннем, почти детском недоумении. И если раньше у нее как-то получалось отделять Славика от его отца, то сейчас стало совершенно ясно, что это именно Всеволод Мстиславович тринадцать лет назад выписал своему единственному сыну индульгенцию, позволил обижать и унижать тех, кто слабее и беззащитнее. Ее, Мирославу, обижать и унижать!
– Я думал, что ты понимаешь правила игры. – Он покачал головой. – Понимаешь и принимаешь. Тебе ведь очень хорошо заплатили, я заплатил.
– За что? За то, чтобы ваш ублюдочный сынок надо мной издевался?! – Она вдруг сорвалась на крик, и крик этот эхом пронесся по кабинету, вырвался в открытое окно, шуганул сидящего на перилах балкона голубя. – Леше вы тоже заплатили? Или над ним можно было издеваться бесплатно?
Мирослава вдруг осеклась, впилась взглядом в наливающееся нездоровым багрянцем лицо Всеволода Мстиславовича.
– Это же он сделал? – сказала она почти шепотом. – И тогда, тринадцать лет назад, и сейчас. Поэтому вы так нервничаете? Не из-за школы, не из-за репутации, а из-за того, что сделал ваш сын!
– Уничтожу! – Для пьяного человека он действовал необычайно ловко, от летящего бокала Мирослава успела уклониться лишь чудом. Он просвистел в нескольких сантиметрах от ее уха и врезался в дверной косяк. А Всеволод Мстиславович уже вставал из-за стола. – Если ты только вякнешь, если только попробуешь сунуться с разговорами к тому менту, я тебя закопаю.
– Только попробуйте! – Она не стала больше пятиться, она шагнула навстречу и этому человеку,
