Прошлой ночью он вел себя недостойно, и у нее были все основания злиться. Джеффри покосился на мисс Клэрмонт… Лилиан. После того как целовал ее, он считал возможным обращаться к ней по имени… хотя бы в мыслях. Она смотрела прямо перед собой – лоб нахмурен, губы сжаты. Если она стиснет их еще сильнее, они станут такими же синими, как муслин, обтянувший ее грудь.
Граф по собственному опыту знал, что разозленная женщина способна на многое. Ее поведение может быть непредсказуемым. А ему не хотелось объясняться с матерью, если Лилиан вдруг решит обвинить его в неджентльменском поведении, – не важно, со свидетелями или без.
Следует признать, его немало удивило, что она до сих пор этого не сделала. Теперь Джеффри намеревался выяснить, собирается ли она что-либо предпринять в этом направлении.
Он накрыл ладонью изящные пальчики на сгибе своего локтя и тихо произнес:
– Мы оба знаем, что причина вашего отсутствия сегодня на завтраке вовсе не плохое самочувствие: вы слишком привлекательно выглядите для больной.
При этом граф ни на минуту не покривил душой: она действительно была великолепна. Нежная кожа светилась, а волосы на солнце блестели словно новенькие медные монеты. Это заметил не только он. К своему большому неудовольствию, он констатировал, что многие мужчины обращают внимание на его спутницу.
Лилиан сначала побледнела, потом у нее на скулах выступили красные пятна, а губы сжались еще сильнее… хотя, по его мнению, это было невозможно. Но прежде чем ее лицо приобрело абсолютно непроницаемое, каменное выражение, на нем что-то мелькнуло… чувство вины – в этом у Джеффри не было никаких сомнений.
Девушка отвела глаза, но не произнесла ни слова, и тогда он утвердился в мысли, что она действительно что-то затеяла, а его безрассудство прошлой ночью хотела использовать себе на пользу.
Он утратил над собой контроль. Даже такая невинная девушка могла бы понять, что он желает ее. Несомненно, она провела не один час перед зеркалом, подбирая себе наряд и делая прическу, чтобы соблазнить его. А ее отсутствие утром… что ж, не исключено, что она хотела подразнить его, ждала, когда у него разыграется аппетит.
Джеффри искоса взглянул на нее и в тот же миг почувствовал желание, такое сильное, что едва с ним справился. Как она хороша!
А она все молчала.
– Ну же, Лилиан, только не говорите, что это оскорбленные девичьи чувства лишили вас дара речи. – Он понизил голос, чтобы никто не слышал и, кроме того, чтобы скрыть чувственную хрипотцу в голосе, от которой не сумел избавиться. – По тому, как вы ответили на мой поцелуй, я точно знаю, что оскорбленные чувства здесь ни при чем.
Наконец он добился реакции. На него устремился взгляд аметистовых глаз и сразу нашел дорожку к его естеству, да так, что Джеффри с шумом втянул воздух. Кроме гнева, что полыхал в их глубине, чувствовалось что-то еще. Настороженность. И смятение. Это не могло не вызвать у него чувство удовлетворения, хотя и мрачного.
– Вы совершенно правы, милорд, – проговорила Лилиан и натянуто улыбнулась.
Джеффри
