(вздыхая). Никакая, Ольчик. Ваще никакая.
Оля. Бббедный мой, бедный.
Оля обнимает брата. Колокольный благовест.
Весь день у Григорича было приподнятое настроение, будто сегодня тридцать первое декабря. Рита тоже радовалась за мужа и с предвкушением мечтала о новой жизни.
– Мы обязательно купим квартиру на первом этаже, чтобы можно было сделать веранду. Поставим там диванчик и телевизор. Хочется всегда свежего воздуха.
Григорич обнимал супругу и добавлял:
– Веранда будет выходить не во двор, а в тихий садик с сиренью.
– Нет, лучше с яблонями, – целуя мужа, говорила Рита.
– Лучше, – соглашался муж.
– Милый, я с Вовой договорилась, он отвезет нас сегодня на кладбище к маме. Только надо купить покушать в дорогу, все-таки почти час ехать.
Пока Рита хозяйничала на кухне, Григорич отправился за покупками в супермаркет.
Он словно летел на крыльях, все казалось ему праздничным, люди приветливыми, а недавние склоки с Быдловичами отошли так далеко, такими представлялись тусклыми и эфемерными, что будто их совсем не было. Григорич шел медленно, специально обходил квартал и засматривался на балконы, сады и окрестности, мечтая, как они с Ритулькой будут здесь счастливо жить. Проходил дальше, встречался с еще более живописным местом и тут же влюблялся в него. Затем были и другие красоты, от которых часто билось сердце и сдавливало виски. Сопровождаемый радужными фантазиями, Григорич, наконец, добрался до супермаркета АТБ. Сегодня ему везло: все продукты, даже давно исчезнувшие из ассортимента, вдруг появились и Григорич набрал полную тележку с верхом. Он уже направился к кассе, как услышал знакомые голоса из соседнего ряда. Язвительный тон Маши и недовольный бас Вована спутать было невозможно ни с чем другим.
– Какой в жопу корпоратив, Мань?
– Такой! Все наши там будут, а я как дура что ли?
– Ну, так заработай, чтобы стать умной.
– Короче, дай денег.
– Мне шо, почку продать? Где их взять? Я и так машину на ремонт ставлю. Вот свезу мамашу твою в деревню на кладбище и все.
– В деревню? Тю, так вот и деньги.
– В смысле?
– В коромысле. Возьми с нее за проезд.
– Ты шо, прикалываешься? С мамы?
– И че? Только не сегодня вези, а завтра.
– Чего это ты раскомандовалась?
– Дурачок, завтра тариф праздничный – двойной. Или тройной. Короче, тебя что, учить надо?
– Хитруля ты моя.
Григорич окаменел. В горле его пересохло, он отъехал с тележкой как можно дальше, с ужасом оглядываясь назад, словно спасался от смертельной опасности. Завернув за паллеты с баклажками, он машинально взял с полки бутылочку воды, вскрыл и хлебнул из горлышка. В ушах звучал довольный голос Вована: «Хитруля ты моя».
– Поистине хитрость – ум дураков, – пробурчал Григорич и поспешил к кассе.
Через полчаса он появился дома и застал
