style="font-size:15px;"> – Это – сразу два вопроса. У тебя есть конфеты?
– Нет, – удивился Эми. – Я не ношу с собой конфеты.
– А я не отвечаю на два вопроса сразу. Когда научишься задавать по одному, ты найдешь меня на заброшенном вокзале – там, где увидишь мою красную шапку. Буду рад, если прихватишь для меня пару конфет – по одной за каждый вопрос. И смотри, не клади жемчужину в песок ни в коем случае!
– Почему? – спросил Эми, разглядывая продолговатую, странно теплую жемчужину на своей ладони. Не услышав ответа, он поднял глаза, но человек в пестром халате пропал вместе со своим мешком и малахаем, будто его и не было.
К скамейке приближался верзила Мокий Третий, сын и внук градодержца. Он вновь обозвал Эми лопоухим, и на сей раз добавил к сказанному хорошего пинка. Все-таки незнакомец оказался шутником: никакого волшебства не случилось. Эми не ответил своему обидчику ни обидным словом, ни пинком, а только спросил:
– Почему ты это делаешь?
Вопрос оказался для Мокия трудным, и нижняя челюсть его отваливалась все ниже, пока он думал над ответом. Наконец он догадался:
– Потому что я – будущий градодержец! – обрадованно крикнул он вслед уходящему Эми.
Жемчужина, однако ж, была очень красивой: она казалась золотой, и притом словно теплилась внутри скрытым, задымленным пламенем. Она привлекала глаз и была приятной на ощупь, но Эми с легким сердцем отдал ее тетушке.
– Это очень пойдет к моему коричневому платью с бежевыми рюшами! – воскликнула старая дева, очарованная подарком. На следующий же день она отправилась к ювелиру; ей не терпелось оправить жемчужину в серебряный кулон, чтобы носить ее на шее.
Сказка пятая. Праздник деревьев
Была середина апреля, когда тубелин запел по-другому. Той ночью Эми просыпался много раз. Он очень волновался из-за завтрашней праздничной службы. Ему предстояло не только играть на органе, но и управлять хором, который назывался певческой капеллой. И хотя у него была уже репетиция с этой капеллой, он испытывал страх, и даже во сне его губы бормотали слово «капелла». Ему снилось, что певчие поют, а он сбивается с такта, сбивает их, и музыка разрушается.
Начинало светать, когда сон в очередной раз слетел с него. Посреди тишины его оттопыренные уши уловили нежные звуки такой красоты, что он боялся выдохнуть, чтобы они не пропали. Все еще повторяя про себя «капелла, капелла», он распахнул настежь окно своей комнатки, не замечая холода, и вслушался. То не был случайный перебор ветерка, залетавшего сверху в ветви тубелина; то были стройные, прекрасные созвучия и восхитительные, переливчатые пассажи.
Со стороны леса послышались шорохи, не похожие на ветер; они усиливались, будто в сад вливалась какая-то волна. Вот посветлело, и Эми увидел, что сад наполнился белками. Десятки зверьков застыли рыжими изваяниями, словно на картине: они слушали, как и он! Одна, очень крупная белка прыгнула прямо на подоконник, щекотнув ухо Эми хвостом. Но что за белка! Она была изумрудно-зеленой: ее густой мех походил на нежную хвою. И на
