хрустящих лепестков,
которые узорной кистью
на стеклах зимних вместо слов,
вместо событий и открытий
вдавил мороз. Он был один,
ловец единственных наитий,
не знавший мер и середин.
Хрустальное
Сколько раз говорим мы «хрустальное».
И хрустальный узор и листва.
В этом слове, как в глади зеркальной,
отразился весь смысл волшебства:
мягко хрустнуть и быстро исчезнуть,
чтобы нам не привыкнуть к нему…
Собираюсь я хлеба нарезать
и спиной повернулся к стеклу.
Шоферня
Снег, вынуждены поменять резину
водители пораньше, в октябре.
Но, всё же, изначальную причину
не понимают шофера вполне. шофера́
Так сильно заняты они, следят дорогу,
глаз не спускают с запотевшего стекла;
а вечером поделятся тревогой
друг с другом в кубике гаражного тепла.
И вместе посмеются над заносом,
обсудят новую погоду не спеша.
А летние и мокрые колеса
их будут слушать в уголочке, чуть дыша.
Волшебный порошок
Засветила нам в лицо
золотая осень.
Не выходим на крыльцо
и траву не косим.
Друг на друга не ворчим,
смотрим телевизор.
Громко больше не кричим.
На весах провизор
нам отвесил порошок,
успокоить нервы.
Стал я выше на вершок,
в очереди – первый.
Свет
Чудо рифмы Пастернака,
пробежавшая собака
(глаз косящий, налитой).
Ровный серый свет простой.
Опал
Всё стихло к вечеру. Я в сад окно открыл.
Был воздух неподвижен, строг.
И я увидел, как, клубясь, поплыл
туман, петляя дымкой между строк.
И вросший в землю дерева обвал
застыл в молитве, ветви вверх подняв;
и камень розовый, мерцающий опал,
среди сетей качался и облав.
Погасло всё. Пришлось закрыть окно,
всё втискивала внутрь сырая ночь.
Закрывшись плотно, помогло оно
прогнать напрасные мечтанья прочь.
Лунный свет течет на снег,
нет ни звука. За рекой
звон какой-то, будто смех,
будто скрежет ледяной.
Нет, почудилось, опять
пустота и тишина.
Всё равно нам не понять
то, о чем поёт луна.
Обувь
Меняю
