ушей. Он ответил на мою улыбку практически такой же и смущённо произнёс:
– Да вы, сударыня, поэтесса! Летите в Лондон за вдохновением? – Искорки смеха плескались в его каре-зелёных глазах.
Я думала рассмеяться, но не смогла, мысли крутились вокруг моего приезда и его последствий.
– Нет, уважаемый, не хотелось бы опровергать вашу догадку, но я являюсь подданной её величества, – и подарив попутчику ещё одну вежливую улыбку, я отвернулась к иллюминатору. Как приятно лететь в облаках во время заката. Красный, розовый, багряный – окрашивали крыло эйрбаса и нежные облака. Только единорога в блёстках не хватает на этой картине, пролетающего за окном. Улыбнувшись при этой мысли, я вернулась к записям, которые вполне вероятно следует в дальнейшем показать моему целителю душевных ран. И не бутылке хорошего розе, как ни прискорбно, а настоящему специалисту в области психотерапии.
Переполнена чаша терпения,
Крик превратился в отчаянный вой.
Меня не осудят за жажду возмездия,
Копья рвутся в праведный бой.
Отложив ручку, я прикрыла уставшие веки – железная птица пошла на снижение, и мои барабанные перепонки грозились лопнуть и навсегда избавить меня от страданий выслушивать третьих лиц. И вторых тоже.
Пока я изо всех сил сжимала подлокотники, мой разум старался отвлечь меня от тоскливых дум о крушении недавними воспоминаниями, предшествующими моему горестному возврату в омут, кишащий чертями.
Машка оказалась ещё той девушкой с низкой социальной ответственностью, и сей вывод я смогла сделать после её категоричного отказа на мою крохотную просьбу – спросить об адресе, телефоне, любых возможных контактах моей драгоценной матушки свою не менее ценную прародительницу. Номер своей матери она также не стала распространять. Видите ли, ей слишком больно обращаться к ней, а моё общение с Ольгой Алексеевной грозилось вылиться в новый повод потерзать родную кровиночку. Всё может быть. Как я и предполагала, навещала она одних «родителей» – семью отца. Времени на бессмысленные уговоры у меня не имелось, и мы разбежались с красноволосой одноклассницей, словно этой скромной встречи выпускников никогда и не было. От своей дорогой Алевтины Анатольевны я тоже не смогла добиться заветных цифр, ввиду того, что барышни прекратили поддерживать связь ещё до моего отъезда, а в телефонной книге пожилой учительницы сам чёрт ногу сломит. И на этом я сдалась. Бабулино напутствие звучало ещё более радостным, чем отказ моей бывшей подруги в небольшой услуге:
– Прилетишь, бегом на МРТ! Вдруг у тебя, не приведи господь, и правда, что-то есть в твоей прекрасной белокурой головушке, – с этими ободряющими словами она меня трижды перекрестила, поцеловала в лоб и напоследок пробормотала некую молитву. Что там может быть? Очень надеюсь, что мозг окажется в наличии, его отсутствие многое бы объяснило. С горечью расставания я покинула отчий дом.
Шершавая, тёплая ладонь накрыла моё запястье, вырвав тем самым из потока удручающих мыслей. Я так и сидела с закрытыми глазами.
