пополам и загорелся.
– Во дела, а я думал, стороной пройдёт. Сергей, мерекаешь? Беги к Ракчеевым на стан. Они у Кривой ветлы чилигу режут, веники вяжут. Попроси бредень, если они сами не будут рыбачить. Красота в грозу-то водить, непременно с уловом будем.
Серёгу не надо просить дважды. Толкнул лодку – и на той стороне.
– В грозу, как и в ледоход, вся рыба к берегу жмётся.
– А почему так? – Шурка удивлённо смотрел, как после каждого удара грома мелкая рыба выпрыгивает над водой.
– Ну, Илья-пророк разошёлся, – взглянув на небо, произнёс дедушка.
– Какой Илья?
– Как – какой? Заведующий небесными делами.
– Деда, ты веришь в Бога? – Шурка спросил и сам испугался своего вопроса.
– Верь не верь, а вокруг нас есть такое, чего нам не дано понять.
– А что?
– Все, кто умер, – просто и с какой-то лёгкой решительностью сказал Иван Дмитриевич, – души их вокруг нас всех, и мучаются. Вдруг это так?
– От того, что в аду? – выдохнул Шурка.
– Я о другом. Они не могут нам сказать, что загробная жизнь есть. Не могут доказать, а мы не верим. Вот так и живём. Как бы на разных берегах: они нас видят, хотят помочь, неразумность нашу поправить, подсказать задним умом, как надо правильнее жить, а не могут. Они видят, а мы слепы. В этом наша беда, может.
Ну-ка, Шурка, давай уйдем подальше от стана, а то тут железа много: коса, телега… Не быть бы беде, видишь, как молния-то бьёт!
Они ушли по отмели к красноталу. Отсюда, сверху, реку можно было видеть всю в ширину. Напротив, в темноте густого леса, еле-еле угадывался Кунаев ключ, летом пересыхавший, но хранивший в себе сумрачность, заболоченность и великое множество комаров. Но это Шурка не воспринимал как враждебность ключа к людям. В нём было много и щедрот – чёрной смородины, ежевики, черёмухи…
– Летось, вот в такую же пору, Авдей шёл с вилами вечером. Ахнуло по железным вилам – и нет Авдея. Бабёнкам хоть бы хны, а он лежит почерневший весь. Одногодок мой, вместе в Царицыне служили в царской ещё армии, вместе ушли домой.
– Деда, зря, выходит, старались с перетягами-то, сом уж точно сегодня на охоту не выйдет, а?
– Наверняка так. Не повезло нам.
Два дня назад они перегородили перетягами Самарку так, что яма, из которой выходил на плёс сом, оказалась между ними. Сома приметил Серёга и подбил отца, пока сенокос здесь, рядом, попробовать счастья. У Ивана Дмитриевича в погребице всегда висели плетёные из суровых ниток, толстые в карандаш и длиной в метр, поводки. Крючки были самодельные, из пружин от сиденья велосипеда, откованные покровским кузнецом. Вчера ещё засветло в намеченном месте воткнули колья, и два перетяга заняли своё место, шумно хлопая бечевой по речной глади. Чуть позже, уже в сумерках, Серёга ненадолго отлучился и принёс в ведре с водой живцов: сорожку, карасей. Оказывается, в старице заблаговременно была поставлена сетка. Наживку поехали ставить втроём, и Шурка, сидя на носу лодки,
