не ходили люди. Возможно, показалось после шумных и многолюдных районов Лос-Анджелеса с его постоянными пробками и суетой. Я свернул на знакомую улицу и проехал мимо своего дома, у которого теперь был припаркован красный пикап новых владельцев. Кустов, которые так любила мама, теперь не было, просто ровный газон. Я добавил газу и вскоре добрался до места назначения.
Церемония прощания проходила, как сообщила Викки, в том же траурном зале, где провожали моих родителей. Похоронное бюро Мака – длинное здание красного кирпича с траурно-бордовой крышей, над которым развевался непомерно большой флаг. Я вышел из машины. Несмотря на то, что прощание было назначено на полдень и вскоре должно было начаться, я, к своему удивлению, не увидел на парковке никаких автомобилей, кроме черного катафалка с задернутыми бархатными занавесками окнами и люксового внедорожника, стоящего рядом. Я в нерешительности топтался возле своего автомобиля, разминая ноги, пока кто-то меня не окликнул:
– Энди?
Я обернулся и увидел Викки, ту самую нашу с Хелен одноклассницу. Когда-то они с женой были лучшими подругами, да и теперь иногда созванивались, но Викторию я не видел уже лет 10. В свое время она носила вызывающее кольцо в ноздре и красила волосы в фиолетовый цвет. Сейчас "неформалка" Викки была в строгом, в пол, платье и темном пиджаке. Я бы не узнал ее. Без этих колец и цепей она превратилась в красивую молодую женщину. Траур, как ни странно, был ей к лицу.
– Викки! Привет! – я хотел было ее обнять, но она неожиданно отстранилась, сделав полшага назад.
– Хорошо, что ты прилетел, – ответила она, глядя на меня своими удивительно красивыми синими глазами. Как я их раньше не замечал?
– Ну да, – кивнул я, в общем, не зная, что ответить.
– Пойдем внутрь, тебе, наверное, холодно?
– Да, хорошо, сейчас.
Я заглянул в машину, забрал букет, и мы направились по бетонной дорожке под козырек. Рядом со входом стояли пара больших белых вазона с какой-то растительностью. По стеблям ударил мороз: они так и застыли, в полуувядшем состоянии. Выглядело это несколько неопрятно и было непохоже на Мака – педанта и перфекциониста.
Мы вошли внутрь и оказались небольшом коридорчике, откуда вела дверь в зал. Она была приоткрыта и за ней слышались звуки передвигаемых стульев.
– Готовят, – коротко сообщила Викки, – Не хочешь оставить послание?
Я покачал головой, и мы двинулись мимо стойки с книгой памяти в зал ожидания. К моему сожалению, внутри было ненамного теплее, чем на улице, зябко и промозгло, словно здесь не топили. Однако Викки сняла свой пиджак, оставшись в одном платье. Я вслед за ней повесил куртку на вешалку рядом и, сразу же пожалев об этом, поеживаясь, пошел за ней.
Владелец заведения был фанатом морского дела и все стены в этой комнате с камином и двумя бежевой кожи диванами были увешаны картинами морских пейзажей, в основном каких-то хмурых
