style="font-size:15px;"> – Ты знаешь, – ответила она, отрицательно покачивая головой, – пока не хочется.
Девочка, верно, не понимала, на что намекает её мать. Но мне-то всё стало ясно: она не находит собственную дочь красавицей. Ещё раз убедившись в эгоистичности и бессердечии Ольги Николаевны, я вся раскраснелась от злости и негодования. Но, разумеется, всё ещё молчала.
– Зря, – отрезала хозяйка, – обычно девочкам твоего возраста это интересно.
Тут я не выдержала и влезла в разговор матери и дочери.
– Знаете что, Ольга Николаевна, – почти укоризненно проговорила я, – Ксении интересна учёба, музыка и рукоделие, а не всякая там ерунда.
Несколько секунд женщина сидела, не двигаясь, и глядела на меня своим холодным властным взглядом, а потом вдруг разразилась диким смехом. Ей было так весело, что она даже голову подняла к потолку и прослезилась. А успокоившись, ответила мне:
– А я считаю, что именно учёба, музыка и рукоделие – полная ерунда. А косметика, как бы это странно ни звучало, один из смыслов жизни любой уважающей себя женщины. Но вам, милая Зина, конечно, бесполезно это объяснять. На вашем лице я никогда не замечала и грамма краски. Но уж не думаете ли вы, что я желаю зла своей дочери? Я всего лишь хочу, чтобы она стала ещё красивее, чем есть сейчас.
– Если это действительно так, – сказала я, – то вам следует отдать должное за такую заботу. Я просто ненароком подумала, что вам не нравится внешность своего же ребёнка.
– Плохо, когда родитель указывает на недостатки своему чаду, но ещё хуже, когда он ему врёт. А я врать не буду. Ксения замечательная девочка во всех отношениях, но немного косметики ей не помешает. Ты ведь согласна со мной, дочка?
Девочка пребывала в растерянности. Ей хотелось и согласиться с матерью и не согласиться одновременно. Поэтому она опустила глаза и только пожала плечами. Уж не знаю, что в этот момент было у неё на душе. Может, она сильно обиделась на мать, но скрывала это из последних сил, а может, не взяла в голову этот разговор. Во всяком случае, отношения между матерью и дочерью совсем не изменились. Уже через пару часов все занимались своими привычными делами.
Зина взглянула на часы на своей руке и раздосадовано покачала головой.
– Уже половина двенадцатого, – сказала она. – Я вас совсем заговорила. Вы, должно быть, сильно устали и хотите спать.
Я бы с удовольствием дал женщине отрицательный ответ и продолжил слушать прерванную историю, но мой мозг в последние минуты отказывался воспринимать любую информацию, и я счёл разумным закончить на сегодня беседу. К тому же, женщина тоже явно не могла похвастаться бодростью и полнотой сил, и правильнее было её отпустить, чем мучить допросами.
Я даже не помню, как домработница покинула комнату. Так быстро я предался глубокому сну.
Поднявшись утром с постели, я первым делом подошёл к висевшему на стене портрету
