со мной немцы не пропустили, и только мне одному позволили идти дальше. Мои спутницы расплакались, но не потому, что их не пропустили, а потому что думали, что без их помощи я точно погибну. Я же, взяв у них как можно больше продуктов и попрощавшись с ними, пошёл дальше.
В сторону фронта, напоминавшего о себе грохотом взрывов и залпами орудий, шёл только я один. В то время как мне навстречу шло множество людей, в основном гражданских, бежавших подальше от места военных действий. Выбрав одну «безопасную» семью, состоявшую из пожилых супругов и женщины с грудным ребенком и ехавших на повозке запряженной коровой, я подошёл к ним и спросил: далеко ли до линии фронта, и можно ли через неё перейти? Они ответили, что фронт близко, но перейти через расположение немецких частей будет невозможно: впереди была река, а на мостах стояли усиленные немецкие посты. Сами они шли из деревни Швелица, где уже находились советские войска. Пути назад мне уже не было, и я пошел туда, где грохотали раскаты взрывов.
Приблизившись к линии фронта, я вошёл в лес, в надежде как-нибудь миновать немецкие посты, но это оказалось невозможно: в лесу повсюду стояли немецкие части, занимавшиеся обустройством оборонительных позиций. И тогда я решил идти прямо через пост, в надежде, что, приняв меня за местного жителя, немцы пропустят меня в село, название которого я узнал от повстречавшихся мне беженцев. Я вышел на пост и часовые, проверив мои документы, повели меня к командиру. Офицер спросил меня, с какой целью я иду в то село. «Майн мутер кранк (моя мать больна)», – ответил я по-немецки. Он посмотрел на мои торбы и спросил, что в них. «Продукт! Битте, пробирен!», – ответил я, и, чтобы задобрить фрица, подал ему порядочный круг колбасы. Это подействовало, и офицер велел пропустить меня, с условием, что он меня не видел.
Итак, я был у цели – линия фронта была передо мною. Но как перейти её, и при этом остаться в живых? Трудность заключалась в том, что с обеих сторон велась постоянная беспокоящая стрельба, с целью предупредить неожиданные вылазки противника. Кроме того, с обеих сторон были выставлены минные заграждения, так что даже через свои минные поля солдаты, в случае наступления, могли пройти только с помощью специальных знаков, которые оставляли минеры, занося план минирования в особые секретные карты. Шансов остаться в живых у меня практически не было: или меня сразит случайная пуля, или я подорвусь на мине. Но и здесь Господь уберёг меня!
Подобравшись с тыла вплотную к немецким позициям, я целый день просидел в кустах, ожидая наступления темноты. Наконец наступила ночь, темнота которой усугублялась холодным осенним туманом. Как можно осторожнее, я миновал немецкие позиции и пополз по холодной липкой грязи. Хотя так передвигаться было намного медленнее, но зато здесь не свистели пули, и было не так страшно. Вокруг было очень темно и тихо: за все время моего пластунского перехода через линию фронта, я слышал только резкий стук по какой-то жестянке
