style="font-size:15px;"> – И потом, может быть, это все же не любовная история.
Я не смог отказать себе в удовольствии возразить на эти три «Ах, вот как?». Наверное, березки он чувствовал острее и о звездном небе знал намного больше, чем было известно мне. Что же касается любовной истории, то о ней мне было бы лучше поговорить не с ним, а с женщиной, которую я упомянул в начале моего рассказа, с той, на край кровати которой я бы присел, чтобы все это рассказать. Признаюсь, что мне трудно удержать вместе все нити. Мне это не удается никоим образом. Сижу ли я на краю кровати или сплю в ней – разница, в сущности, невелика, и ни для одной женщины я не был большей тайной, ибо с этой я был столь близок только единожды. Но разве не все равно, от какой женщины исходит улыбка, которая в первый раз отражается в моих словах?
Все эти вещи боятся цветистых слов – от них такие вещи рассыпаются. Их высшая и окончательная нагота оберегается нежным взглядом от вскрытия, как заключенная в раковину жемчужина. Вокруг же глухо колышется многоцветное море.
В какой-то момент, посреди этой вечности, я пошел к матери. Повел меня мой брат, как и было ему назначено. Мы были в пути долго, очень долго. Мы преодолели море. Мы шли в том направлении, которое раньше называли направлением на север. Но там не было так холодно, как об этом рассказывают. Однако по мере нашего продвижения вокруг нас становилось все тише и безлюднее.
Наконец мы причалили к берегу какой-то тихой бухты. Это было вечером; стояла совершенно безветренная погода, ни одного дуновения. «Здесь мы должны высадиться, – сказал мой брат, – это конечный пункт». Мы вышли на берег. Поселение состояло из восьми или десяти крепких бревенчатых хижин; крошечные оконца были забраны ставнями. Ставни были наглухо закрыты. Там никто не жил. Может быть, в прошлые десятилетия сюда приплывали рыбаки, или стремившиеся к познанию нового материка путешественники, или такие люди, как мой брат и я.
«Сегодня мы заночуем здесь», – сказал мой брат. Мы подошли к самой дальней хижине, брат извлек из-под каменного порога ключ и отпер дверь. «Завтра утром ты пойдешь дальше вон в том направлении. Теперь ты просто не сможешь заблудиться. Я же должен вернуться. Я могу сопровождать тебя только до этого места. Но сегодняшнюю ночь мы проведем под одной крышей».
Я хорошо понял, что он мне сказал. Я попытался посмотреть в том направлении, какое он мне указал, но ничего не увидел, потому что было уже очень темно. Вдали угадывалась цепь холмов. За ними слабо обозначалась полоска голубого света. Больше я не увидел ничего. В небе не было звезд. Я прислушался. Было так тихо, что шум крыльев пролетевшей совы воспринимался как оглушительный грохот. Слушать здесь, однако, было нечего.
– Почему не заходишь? – крикнул мне брат из хижины, и я последовал за ним. Между тем он уже зажег керосиновую лампу, висевшую в углу над столом. Потолок был очень низким – каждую минуту надо было быть начеку, чтобы не стукнуться головой о балку. К стенам были прибиты полки, а на них – аккуратно расставленные жестянки и бутылки. Естественно, была там и печка. Мебели было немного: кроме стола и лавок вдоль стен было здесь еще два больших ящика и небольшой шкафчик. Обстановку дополняли две кровати, расположенные
