очень кстати, в одну из критических минут моей жизни.
Когда наступила ночь, я вполз в храм и улёгся, как мог, на жёстких каменных плитах пола. Целые две недели я должен был спать на голых камнях; немало неудобств пришлось мне испытать на своём жёстком ложе. В конце второй недели мне дали постель, которая была изготовлена и доставлена по особому повелению короля. На постель пошло 600 матрацев туземцев, тем не менее не могу сказать, что она была очень мягкой. Однако в сравнении с моей прежней постелью она всё же казалась мне настоящим пуховиком, и я, несмотря на некоторые неудобства, в первый раз превосходно выспался.
Слух обо мне быстро разнёсся по всей стране. Из всех провинций народ толпами шёл смотреть на меня. Вскоре города и деревни совсем опустели, и король, боясь, что земледелие и промышленность придут в упадок, издал строгий приказ, чтобы никто не смел приближаться к моему жилищу на расстояние пятидесяти шагов без особого на то разрешения статс-секретаря. Это немного удержало наплыв зевак, и меня меньше беспокоили. Легко себе представить, как надоели мне эти маленькие люди, с утра и до глубокой ночи глазевшие на меня, как на чудовище.
Так, без особенных забот, жил я изо дня в день, не подозревая, что своим пребыванием причиняю немало затруднений двору. Мудрый королевский совет никак не мог решить, что делать со мной в дальнейшем.
Как я позже узнал от одного из членов совета, меня даже хотели отправить на тот свет. Все боялись, что я могу разорвать свои цепи и принести стране множество бед. Один член совета предлагал ранить меня отравленными стрелами, другой – уморить голодом, третий хотел меня сжечь, четвёртый – утопить и т. д. Но король не принимал ни одного из этих предложений, главным образом указывая на то, что разложение такого большого трупа может вызвать повальную болезнь в столице и по всей стране. Таким образом, за мою смерть придётся заплатить жизнью половины населения государства.
Но больше всего короля тревожили громадные траты, необходимые для поддержания моего существования.
Во время этих совещаний, когда вопрос шёл о моей жизни и смерти, в залу совета явился офицер и рассказал о моём поступке с шестью туземцами, которые были выданы мне за нанесённые ими обиды. Рассказ о моём великодушии произвёл на всех такое выгодное впечатление, что в совете тотчас же перестали говорить о том, чтобы предать меня смерти. Собрание перешло к обсуждению вопроса о моём продовольствии и об уходе за мной. В результате этого совещания все окрестные деревни, находящиеся на расстоянии тысячи шагов от столицы, обязали доставлять ежедневно по шесть быков, сорок баранов, другую провизию для моего стола, а также необходимое количество вина и хлеба. Расходы на это решено было отнести на собственные средства короля. В качестве прислуги мне было назначено шестьсот человек. Для них по обе стороны храма, в котором я жил, были построены красивые палатки. Там слуги могли спать ночью и отдыхать днём, когда я не нуждался в их помощи. Затем трёмстам лучшим портным
