тоже рад тебя видеть, Роуз, – видя перед собой женщину, бывшую близкой подругой матери и его единственным другом детства, он едва сдерживал поток горьких слез, полных безысходности. Ему хотелось освободить всех этих женщин, вырвать их из лап мерзкого дома. Но он не мог предложить даже одной Роуз ровным счетом ничего, потому только злобно сглотнул обиду. Также как делал все эти года.
Вокруг них маячила девушка, открывшая дверь, и с переменными эмоциями страха, волнения, радости и грусти, то подбегала к ним, то снова растворялась где-то внутри дома. Джон поглядывал на нее, не решаясь спросить. Роуз это заметила и опередила его вопрос: «Да, Джон. Она тоже. К сожалению, она не единственная такая. Но иначе они не могут. Мы все не можем. Ты знаешь это, как никто другой». Её улыбка была похожа на ту, что дарила когда-то ему мать. Такая же ласковая и нежная, окружающая заботой и любовью. Глядя на совсем крохотную девочку, которой уже приходится переживать такое, в голову пробрались страшные мысли. Почему им приходится это делать? Они же совсем дети…
Джон вспомнил, как они впервые приехали сюда с матерью. Та долго разговаривала с хозяином, пока Джон подслушивал возле двери. Когда его застукала Роуз, она села рядом и прошептала: «Знаешь, я думаю, твоя мама очень сильно тебя любит, раз Вы здесь». Сначала он не понимал, что это значит, но со временем, видя как тело матери становилось все слабее, а сама она редко пребывала в рассудке, до него стал доходить смысл. Люди идут на такое только от глубокой безысходности и страха не за свою жизнь, а за жизнь близких. Когда перед смертью мать отдала ему шкатулку полную в прямом смысле заработанных кровью денег, он плакал возле ее кровати до тех пор, пока его не оттащили и не выкинули на улицу вместе со всеми пожитками.
«Ладно, пойдем, – наконец, сказала Роуз, стирая рукавом слезы. – Тебе лучше не пересекаться со старым выродком». Проходя мимо крепко закрытых спален, он слышал те же голоса и крики, как когда жил здесь. Прошло столько лет, но ничего не изменилось. Кроме него, этот дом не покинул никто.
Взрослея, он пытался защитить проживающих там женщин от ужасного обращения с ними, но только больше гневал хозяина, ненавидящего его и только и ждущего момента, когда «сопляк перестанет мешаться под ногами», и он сможет выбросить его на улицу. Ненависть была взаимная, ведь именно этот человек заставлял работать его мать, несмотря на слабое состоянии. Даже Роуз не могла помочь в этой ситуации, часто получая по лицу за то, что встревала, куда не следовало. Последний клиент стал конечной точкой в недолгом пути его матери. Она слегла сразу после и не прожила даже дня.
Однако репутация Джона была испорчена не тем, что он рос в доме терпимости. И не из-за грязного, как все считали, способа его матери зарабатывать деньги. Перед ее уходом он, забыв про самоконтроль и потеряв рассудок, чуть насмерть не забил того самого последнего клиента, который, растоптав последнюю ее частичку, бросил хозяину при всех слова о том, «какие нынче слабые
