колдовской реки. Снаружи было едва ли не хуже: голую кожу раздирало от жгучего холода.
Но страшнее этого были только ужас и стыд, терзающие Литу как два оголодавших зверя.
Нет, не должны люди видеть, как девоптица становится слабым человеком. Она может выходить к ним сама, если захочет, – гордо подняв голову, когда боль и неловкость исчезнут. Но уязвимая, страдающая девоптица – зрелище, не предназначенное никому.
– Не смотрите! – попросила она. Вместо яростного крика из горла вырвался сдавленный писк.
Ивлад наконец-то справился с испуганным конём, развернул его к Лите и теперь гарцевал на месте, не решаясь приблизиться. Вьюга заметил, что они отстали, и возвратился назад.
– Что стряслось?
От звука его голоса Лите стало ещё хуже. Он не сделал ей ничего плохого – пока не сделал, но в голове, и так гудящей от боли и ужаса, громыхнули обрывки воспоминаний, алые и чёрные, как окровавленные повязки, которые ей меняли на постоялых дворах.
Дружина Ружана: множество громогласных мужчин, смеющихся и бросающих в сторону Литы дикие взгляды.
Сам старший царевич, резкий, непредсказуемый, который постоянно норовил лишний раз дотронуться или сесть так близко, что их тела соприкасались.
Незнакомые люди, обступающие её в деревнях со всех сторон так тесно, что становилось труднее дышать.
Их возгласы: «Чудо! Чудовище!»
Чьи-то руки, сжимающие её крылья.
Руки, затыкающие ей рот.
Руки, забрасывающие её на спину коня.
Стрела, пронзающая крыло.
Лита с трудом поднялась на ноги. Её колотило, разрывало от боли, холода и стыда, и она, развернувшись, побежала прочь от дороги – в ту сторону, где у леса виднелись крыши жилищ.
– Лита! – окликнул Ивлад.
Ноги почти не слушались, деревенели от холода, и, пробежав несколько шагов, Лита увязла в снегу и упала. Слёзы брызнули градом, обжигая замёрзшее лицо.
«Дура, – подумала она. – Бежишь от одних людей к другим».
Ей стало так обидно от собственной глупости, что она зарыдала навзрыд, пряча лицо в сгибе локтя: ладони ещё были ей непривычны, и Лита представила, что у неё по-прежнему крылья.
На спину упало что-то мягкое и тёплое. Лита обернулась: невдалеке стоял Ивлад без своей чёрной звёздчатой накидки. Вьюга, не спешиваясь, ждал на дороге.
Неуклюже поддев ткань руками, она завернулась в чужую одежду и уткнулась носом в мягкие складки. По коже сразу побежало приятное тепло, будто Лите освободили место у костра. Тело постепенно согревалось, из закостенелого и озябшего снова становилось живым, пусть и очень уставшим. Только ноги, босиком увязшие в сугробе, сводило болью от холода.
– Давай руку, – предложил Ивлад, осторожно пробираясь к ней по снегу. – Посажу верхом. Замёрзнешь ведь.
Лита недоверчиво покосилась на него, продолжая прятать
