ни к чему звать меня «наставником», – ответил Хирон, хотя, судя по тону, ему это польстило. – Идем, Перси. Нам нужно многое обсудить.
Я еще раз бросил взгляд на Миссис О’Лири, которая теперь отгрызала манекену ноги.
– Ну, увидимся, – сказал я Квинтусу.
Мы пошли прочь. Я шепотом сказал Хирону:
– Мне кажется, Квинтус какой-то…
– Загадочный? – предположил Хирон. – Непроницаемый?
– Ага.
Хирон кивнул.
– Очень опытный полукровка. Великолепный боец. Я только хотел бы понять…
Но, что бы Хирон ни собирался сказать, он явно передумал.
– Ладно, Перси. Главное сейчас не это. Аннабет мне сказала, что ты встретил эмпус.
– Ага.
Я рассказал ему про сражение в школе Гуд и как Келли превратилась в огненный столп.
– Хм… – произнес Хирон. – Да, наиболее могущественные из них способны на такое. Она не умерла, Перси. Просто сбежала. Демоницы зашевелились, это нехорошо.
– А что они там делали? – спросил я. – Меня ждали?
– Возможно, – Хирон нахмурился. – Удивительно, что ты выжил. Они умеют так хорошо завораживать… едва ли не любой герой мужского пола поддался бы заклятию, и его бы сожрали.
– Меня бы и сожрали, – сознался я. – Если бы не Рейчел.
Хирон кивнул.
– Да, тебя спасла смертная, как ни смешно это звучит. Теперь мы перед ней в долгу. Насчет того, что эмпуса сказала про нападение на лагерь, – об этом мы побеседуем позже. А пока идем. Нам нужно в лес. Гроуверу потребуется твое присутствие.
– Где?
– На суде над ним, – мрачно ответил Хирон. – Совет козлоногих старейшин собрался, дабы решить его судьбу.
Хирон сказал, что надо спешить, так что я сел к нему на спину. Проносясь галопом мимо домиков, я бросил взгляд на обеденный зал: открытый павильон в греческом стиле, на холме над морем. Я увидел это место в первый раз с прошлого лета, и оно пробудило неприятные воспоминания.
Хирон углубился в лес. Нимфы выглядывали из чащи, провожая нас взглядами. В сумрачной чаще бродили громадные тени: чудовища, что жили там, как вызов обитателям лагеря.
Я думал, что неплохо знаю лес после того, как два лета подряд играл там в захват флага, но Хирон вез меня путем, который я не узнавал: мы миновали тоннель из старых ив, небольшой водопад и очутились на поляне, устланной ковром полевых цветов.
На траве кружком сидело множество сатиров. В центре стоял Гроувер. Напротив него на тронах, сделанных из художественно выстриженных розовых кустов, восседали трое сатиров, очень старых и очень толстых. Этих троих старых сатиров я никогда прежде не видел и решил, что это, должно быть, и есть совет козлоногих старейшин.
Гроувер, похоже, о чем-то рассказывал. Он теребил подол своей футболки и нервозно переступал козлиными копытцами. С прошлой зимы он не особо изменился – возможно, потому, что сатиры взрослеют и стареют вдвое медленнее людей. Прыщей стало побольше. Рожки отросли так, что они уже
