не отдаст. Пусть мир рухнет, но Митьку она не поучит.
Олег глянул вправо, где за сизой дымкой почти уже скрылся из глаз пруд, на Сашу, что склонился над жаровней, и бросил нехотя:
– Я и тут заработаю. Чего я на этом Кастберге не видел… Холод собачий, а норвеги, психи и алкаши через одного. Хотя рыба там зачетная, конечно. Рыба! – он подался вперед, и Анюта едва успела отшатнуться.
– Ты говорила, что в пруду полно рыбы? Где она? Показывай!
Он чуть ли не силком согнал Анютку с кресла и буквально потащил к пруду, стараясь не глядеть на встревоженного Сашу. Впрочем, на очкарика сейчас было плевать – Олег был готов на все, лишь бы уйти от неприятного разговора. Командировку на Кастберг ждали многие в их конторе, ждали долго, а когда пришла штатка, там оказались всего пять фамилий, в том числе и Олега. А он уже заранее знал, что откажется, и сейчас, когда до даты подписания контракта осталось всего две недели, за свободную вакансию шла чуть ли не открытая война. На Олега смотрели, как на того самого психа – по мнению коллег, только дурак мог отказаться от такой возможности пожить в «приличной», по их понятиям, стране, да еще и неплохо заработать при этом.
– Далась тебе эта рыба, – Анютка с ворчанием топала по мокрой от тумана траве, – удочки, что ли, покупать собрался, или сразу сетку? Проще динамитом, возни меньше…
Она остановилась, глянула на Олега, потом на дом за забором. Олег тоже смотрел туда, и ловил каждый звук. Показалось, или оттуда донесся звон разбитого стекла? Звук был тихий, и какой-то нечеткий, точно смазанный, и дальше ничего не последовало.
– Показалось. – Анютка нехотя пошла дальше. Впереди в сизой дымке виднелась остролистая осока и мощный камыш, что вымахал уже в рост человека. Его бурые толстые макушки мотались под ветром, и с них, как весной с одуванчиков, отлетали клочья пуха. Под ногами захлюпало, Анютка остановилась, обернулась.
– Дальше не пойду…
И осеклась, смотрела куда-то вдаль, и даже прищурилась близоруко, вытянула шею. Олег обернулся.
Над соседкиным забором поднимался дым, густой, черный столб. Он рос на глазах, колыхался от ветра, и вдруг лег набок, раздался негромкий треск.
– Пожар… – Анютка не верила своим глазам и затыла на месте, осознавая происходящее. Олег рванул к забору, бежать пришлось в горку, и ноги скользили по мокрой глине.
– Пожар! – кричала ему в спину Анечка, – пожар, горим! Саш, звони! Да быстрее ты…
Муж что-то орал в ответ, но Олег не оборачивался. Он оказался у забора, ухватился за край, подтянулся, и повис животом на досках. Те кое-как держали его вес, скрипели и качались, со старых деревяшек сыпалась труха, но Олег держался крепко. Грохнется забор – плевать, тут невысоко, гораздо хуже другое.
Из окна бабы Вериного дома рвалось пламя. Быстрый рыжий огонь бился внутри, выплескивался наружу, стены быстро покрывались копотью. Пламя гудело, набирало силу,
