не слишком бодричам досаждают. Гостомысл хотел послом поехать. Но, чтобы договариваться, необходимо знать, как сам Годослав на дело смотрит. А как узнаешь, пока не съездишь… Выходит, коло[24] замыкается… И что-то следует предпринимать как можно быстрее, потому что любая нерешительность ведёт к поражению и к потере всего, за что столько лет боролся. Да и совсем не в характере Буривоя нерешительность проявлять. Он, скорее, склонен проявлять решительность, не подумав о последствиях, и в этом его обычная беда. А Гостомысл, в отличие от отца, думать о последствиях умеет. В мать характером и головой уродился…
Но не очень хочется в такой трудный момент старшего сына надолго от себя отпускать. Мало ли что с самим Буривоем случиться может… Кто тогда заменит? Только старший сын… И ещё… Двух недель после свадьбы не прошло… С супружеского ложа поднимать сына для дальнего пути тоже не очень хочется… Буривой по себе знал, что такое супружеская жизнь, и если боялся в своей жизни хоть одного человека, то этим человеком была его единственная жена, которой стоило только брови на переносице свести, как вся ярость князя испарялась, будто пар из открытого котла, и сам он становился мягким и смущённо улыбающимся.
Впрочем, если Гостомысл сам желает ехать, он имеет такое право. Запретить-то отец может, только надо ли запрещать… Наследник стола… Пора приучаться к самостоятельным и важным решениям…
Правда, это только теперь, и совсем, кажется, недавно, к общему горю, Гостомысл стал старшим сыном и наследником, потому что два старших его брата, нравом с отцом сходные, не терпящие над собой иной управы, кроме отцовской руки и материнского взгляда, головы сложили, как и подобает добрым воям, не на постелях. Самый старший, даже лицом на отца похожий дюже, Володислав, охраняя словенские рубежи на закате, близ земель необузданных и неукротимых ливов[25], не допустил в свои земли свеев, которые хотели по самой граничной реке пройти в глубину словенских территорий, чтобы оттуда ударить одновременно с другим отрядом, с полуночи пришедшим. Володислав тогда не пожелал дожидаться идущего к нему на выручку Буривоя. Не совладал, как случается, с душевным кипением. Это кипение, так яростно клокочущее в груди, что дышать бывает трудно, хорошо знакомо и самому отцу. Володислав врагов даже считать не стал, просто напал на свеев, которых оказалось в три раза больше, чем молодых и малоопытных дружинников конного полка княжича, оказавшегося к тому же так не вовремя без стрельцов. Если бы не подоспели с другого берега в помощь ливы, то вся рать старшего сына погибла бы вместе с ним. Ливы через два дня и передали Буривою тело, чтобы отец отвёз его в Славен и положил в подготовленную к сожжению домовину[26], поставленную недалеко от Перыни[27]…
Второй сын, Всеволод, светловолосый крепыш, силой рук, пожалуй, отцу равный, погиб здесь же, в Бьярмии, только год тому как, в преддверии
Коло – круг.
Ливы – литовцы.
Домовина, то, что сейчас называется гробом, тогда выглядела срубом без окон, в котором сжигали тело, а сверху насыпали погребальный холм, так называемую могылу. От слова «могыла» произошло и современное слово «могила».
Перынь – холм близ Славена (Великого Новгорода), где находилось главное словенское капище Перуна.
