он позволял ветру поднимать себя все выше и выше, оставляя свистящие стаи валунов далеко внизу.
Артур с изрядным любопытством поглядел на землю. Между ним и трясущейся горой теперь была примерно тридцатифутовая толща пустого воздуха – пустого, если не считать валунов, которые взлетали вверх и тут же валились обратно, в железные объятия закона тяготения. Того самого закона, который, похоже, ни с того ни с сего решил дать Артуру отпуск.
Почти сразу же Артур с интуитивной ясностью, характерной для советов инстинкта самосохранения, осознал, что в этот момент о тяготениях задумываться вредно – а не то этот самый Ньютонов закон сердито поднимет голову и поинтересуется: «Ты что это там выделываешь?» И все – пиши пропало!
Поэтому Артур задумался о тюльпанах. Что было сложно, но сил Артур не жалел. Он принялся воображать себе тюльпаны, обворожительную упругость их выпуклых донец, их бесчисленные сорта и невообразимые расцветки, попытался вычислить, какой процент от общей численности тюльпанов на Земле растет, то есть рос во время оно, не дальше мили от какой-либо ветряной мельницы. Вскоре эта тема ему опасно прискучила, и он ощутил, как воздушная опора выскальзывает из-под него, заметил, что его сносит к свистящим стаям валунов, о которых он столь мужественно старался не думать. Тогда Артур задумался об Афинском аэропорте, на чем выиграл целых пять минут увлеченного негодования – после чего ошарашенно заметил, что воспарил аж на двести ярдов.
Он задумался было, как теперь попасть обратно, но тут же сам себя одернул и решил оценить свое положение с объективной точки зрения.
Он летел. Ну и что из этого следует? Он вновь поглядел вниз, на землю. Покосился вскользь, лениво. От его взгляда не укрылись два обстоятельства. Первое – катастрофа, похоже, истощила свои силы. Невдалеке от вершины теперь зиял кратер, видимо, в том месте, где порода, просев, засыпала гигантский собор-пещеру, статую его самого и жалкое искалеченное тело Аграджага.
Другим обстоятельством был его портплед – тот самый, который он утратил в Афинском аэропорту. Портплед спокойненько стоял себе на ровном месте, в окружении утомленных валунов, но явно невредимый. Как так вышло, Артур ума не мог приложить, но эта загадка меркла перед величайшей тайной самого присутствия сумки в этом месте, которая вообще была Артуру не по зубам. Факт тот, что портплед был здесь. А противная сумка из липового леопарда словно в воду канула, что было только к лучшему, хоть и не более понятно.
Артур осознал, что портплед придется подобрать. Как ни крути, он парил на высоте двухсот ярдов над поверхностью чужой, даже неизвестной ему по имени планеты. Разве можно было спокойно смотреть на этот крохотный кусочек его былой жизни, жалобно сидящий посреди голых камней – далеко-далеко от останков его дома, развеянных космическими ветрами.
Кроме того, как сообразил Артур, внутри сумки, если ее содержимое осталось в неприкосновенности, вполне могла оказаться
