меня малые детушки». А Добрыня отвечает: «Не будет тебе пощады. Если я тебя не убью, вырастишь ты своих детушек, и сожрут они всю нашу станцию, как на Полежаевской всех сожрали». И расстрелял в упор змея и детушек его. Тут и сказке конец. Да чего ты ревешь-то?
– Детушек жалко! Они же маленькие!
– А что делать? Или мы их, или они нас… Ну, спи.
Маша вернулась к костру, чтобы выпить перед сном чая, но когда Нюта хотела расспросить ее о жизни на станции, хмуро сказала, что устала как собака и сама только и думает, как бы лечь спать.
Нюта улеглась в той же палатке, что и Маша с сыном, а кроме них – еще одна женщина. На станции постепенно все затихло, и тут девушка снова обратила внимание на странные звуки. Кто-то глухо и неритмично ударял в металлическую поверхность, чем-то скрежетал по ней, словно какие-то одержимые кузнецы беспорядочно лупили молотами по железу.
– Маша, – спросила она, – а у вас здесь что, какие-нибудь цеха?
– Нет, с чего ты взяла? – неохотно отозвалась та.
– А что это там грохочет?
– Ничего. Спи! – буркнула Маша. Но Нюта чувствовала – обе женщины тоже прислушиваются к странному шуму.
– Интересно, сколько еще выдержат ворота? – спросила их соседка, ни к кому вроде не обращаясь.
– Да хватит уже ныть! – злобным шепотом выкрикнула Маша. – И без того тошно! Сами не хотите спать, так хоть мне не мешайте!
Ночью Нюте приснился Зоопарк. Светило солнце, по ровным дорожкам бродили нарядные дети, жующие сласти и держащие за руку родителей. Везде стояли громадные клетки с тварями вроде тех, которых Нюта видела на поверхности. В одной клетке даже сидел небольшой паук, притворявшийся безобидным, но глаза его злобно сверкали – видно было, как ему хочется схватить ближайшего хохочущего карапуза. На горке, огороженной проволочной сеткой, мирно паслись ламы вроде тех, которые гнались за ними на улице Свободы. Иногда они, подняв головы, окидывали посетителей нехорошими оценивающими взглядами, но, убедившись, что те находятся вне пределов их досягаемости, разочарованно продолжали щипать травку. Вдалеке виднелась темная гладь пруда. По нему наперегонки плавали лебеди и водяные крысы. И вдруг в одну минуту все изменилось. Послышались взрывы, кое-кто из людей упал, другие начали растерянно метаться. Плакали дети. Нюта, как зачарованная, смотрела, как ламы гигантскими прыжками перемахнули проволочную сетку и кинулись на посетителей, разевая клыкастые пасти. Из опрокинутой клетки выползал паук, на ходу увеличиваясь в размерах, а в другой, все еще запертой, метался большеглазый лемур (почему-то Нюта была твердо уверена, что это именно он) и тряс прутья, но никак не мог выбраться наружу. «Они погибнут, – подумала девушка. – Они все погибнут». Она хотела подбежать и открыть клетку, но тут за спиной отчаянно заголосил ребенок. Нюта обернулась на звук и проснулась. Ребенок и вправду плакал где-то неподалеку, его успокаивала мать. «Вот и ответ, – подумала Нюта. – Теперь я знаю, что случилось с большинством
