был помещен по приговору суда. Сначала я писал бумаги в разного рода инстанции, затем ездил к нему и встречался с ним. После освобождения из «больницы» Гена приезжал к нам на несколько дней. В Черняховске все же сделали из него больного человека. Позже он получил инвалидность и какую-то пенсию. Но его неустроенность до сих пор щемит мое сердце, и меня не оставляет чувство вины перед ним.
В это же время Судьба затеяла со мной новую Игру, дав лишь месяц передохнуть после возвращения из Зоны. В первый же день работы на заводе судоремонта, куда я добирался в самый конец города с трамвайными пересадками более чем за полтора часа, мое внимание привлек плакат на стене в коридоре, сообщавший о том, что в Таллинне открывается выставка картин художника Н. К. Рериха. Остановили меня перед плакатом восточные мотивы его исполнения. Так и пахнуло на меня экзотикой Индии, ее духовным очарованием и какой-то притягательной силой. Естественно, что мне захотелось познакомиться поближе с творчеством художника, тогда еще неизвестного широкой общественности.
Как выяснилось, повесил плакат на стене сотрудник нашего же вычислительного отдела, рабочее место которого располагалось в соседней комнате.
Им оказался Николай Николаевич Речкин. Мой собеседник пояснил, что сегодня у него последний рабочий день – он увольняется. Взяв телефон и домашний адрес нового знакомого, я напросился созвониться с ним и, если можно, зайти для беседы. Жили мы на Сыпрусе-Пуйестее 208.
Показав адрес Николая Речкина жене, я спросил:
– Где эта улица Таммсаарэ?
– Дом не знаю, – сказала она, разглядывая бумажку с телефоном и адресом, – а улица, – Галя подошла к окну, и я за ней, – если вправо вдоль нашего дома пройти, смотри туда, – указала она пальцем, – эта улица перпендикулярно проходит.
Я не верил своим глазам – не могло такого быть. Полагая, что здесь какое-то недоразумение или неточность в адресе, в полном смятении чувств я быстро оделся, спустился вниз, прошел через двор. Мой новый знакомый действительно жил в трех минутах ходьбы от нашей парадной. Поднявшись по лестнице, я позвонил… Вскоре мы сблизились настолько, что я мог приходить к Николаю запросто. И не только я, но и все мое семейство.
Между Галей и его женой Аллой, между семилетней Любашей и двумя его детьми Костей и Светой установились дружеские отношения. Коля серьезно изучал творчество Рерихов, в то время как в России о Рерихах, давших миру «Учение Живой Этики», говорили тогда лишь шепотом.
И как когда-то энциклопедичностью Гегеля, теперь я был поражен вселенским охватом проблем Бытия, который встретился мне в Живой Этике:
Дух Христа веет через пустыни жизни.
Подобно роднику стремится через твердыни скал.
Сверкает мириадами Млечного Пути
И возносится в стебле каждого цветка.
И вспоминались мне золотые листья у подножия Храма Иоанна Кронштадтского. Верилось, что придет время, когда купола его вновь
