тряпок и ведер, ставшие ненужными, после того как не стало дешевой прислуги, а еще в плинтусах плотно закрытые крышками круглые отверстия пылесосной системы, которая наверняка не включалась несколько десятков лет. Он сомневался, что хоть кто-то из жильцов этого дома когда-либо сознательно видел все это, кроме него самого, только что пробужденного к реальности видом башни и всего остального. Сегодня они заставили его на мгновение вспомнить старые времена, когда это здание, вероятно, было маленькой гостиницей с похожими на обезьянок мальчиками-посыльными и с горничными, которых его воображение рисовало француженками в коротких юбках, с зазывным низким смехом (скорее, неряхами без предрассудков насчет того, чтобы подзаработать случайными связями, поправил рассудок). Он постучал в дверь с номером 407.
Кэл, как это иногда бывало, выглядела серьезной семнадцатилетней школьницей, витающей в грезах, а не на свой настоящий возраст – на десять лет старше. Длинные темные волосы, голубые глаза, спокойная улыбка. Они дважды переспали, но сейчас не стали целоваться – это могло показаться самонадеянным с его стороны, ведь она никак не намекнула, что ей хочется этого, к тому же он сам не очень понимал, насколько далеко хотел бы зайти. Она пригласила его разделить с нею завтрак, который готовила. Ее комната была точно такой же, как у него, но выглядела намного лучше – она идеально все отремонтировала с помощью Гуннара и Сола («У меня так хорошо не получится», – в очередной раз подумал Франц). Зато из ее окна вообще ничего не было видно. У окна стоял пюпитр и электронное пианино, представлявшее собой клавиатуру и черный ящик с динамиком, к которому можно было подключать наушники, чтобы заниматься, не нарушая тишины.
– Я спустился, потому что услышал, как ты крутишь Телемана, – сказал Франц.
– А что, если я решила таким образом приманить тебя? – рассеянно бросила Кэл, продолжая возиться с плитой и тостером. – Знаешь, в музыке есть магия.
– Ты имеешь в виду «Волшебную флейту»? – спросил он. – Твой магнитофон не без успеха играет ее роль.
– Волшебство имеется во всех деревянных духовых инструментах, – заверила она. – Считается, что Моцарт уже в ходе работы изменил сюжет «Волшебной флейты», чтобы он не слишком походил на сюжет оперы его конкурента – «Зачарованный фагот».
Франц рассмеялся и продолжил:
– Музыкальные ноты обладают по крайней мере одной сверхъестественной способностью. Они могут левитировать, летать по воздуху. Конечно, слова тоже это могут, но не так хорошо.
– Откуда ты это взял? – спросила она через плечо.
– Из мультфильмов и комиксов, – ответил он. – Словам, чтобы воспарить, нужны пузыри, а вот ноты просто вылетают из фортепиано или чего-то еще.
– У них есть маленькие черные крылышки, – заявила она, – по крайней мере, у восьмушек и тех, что еще короче. Но это чистая правда. Музыка может летать… Она высвобождается сама и обладает
