приметной. «Я на кухне родилась, – бывало, с усмешкой говорила матушка Тарна, – на кухне и помру». И почему-то никто в ее словах не сомневался. Лет пятьдесят назад она появилась на свет – и правда едва ли не среди котлов. При них же и выросла, во всем помогая матери, а потом и сама получила место на кухне. Прошла весь путь от чистильщицы овощей до главной поварихи. Ее любили. За разумную строгость, за умение втолковать, что к чему, а главное – за доброту.
После завтрака Шут еще пару часов погулял по Внутреннему городу, но так и не узнал ничего нового. Все говорили только о скором возвращении Руальда да пересказывали сплетни про принцессу тайкуров. Он понял, что большего в этот день не добьется и возвратился к себе. Настроение было скверное, тревога внутри все нарастала, и ничего хорошего он уже не ждал.
Однако на этот раз Шут ошибся.
Едва открыв дверь в свои покои, он увидел на кресле новый костюм. Штаны и куртка были кем-то аккуратно развешены, и одного взгляда хватило, чтобы понять: мадам Сирень в очередной раз создала для него чудо.
Шут снял простой зеленый дублет и ополоснул лицо в умывальнике. Холодная вода освежила его и сделала мир чуточку лучше.
Он подошел к открытому окну и с наслаждением глотнул из бутылки ягодного вина, глядя в густую зелень старого клена, который задевал своими ветвями карниз. Среди листвы были густо разбросаны солнечные блики – словно кто-то усыпал темную крону яркими лоскутками цвета крыльев бабочки-медовницы. Шут любил это дерево и, когда был младше, частенько предавался мечтам, сидя в удобной развилке меж ветвей.
Вздохнув, он поставил бутылку и медленно снял со спинки кресла обнову. Костюм был сшит именно так, как Шуту нравилось: красивый и изысканный, почти похожий на обычную одежду. Если бы только не золотые и алые вставки, придающие наряду нужное настроение, делающие его именно шутовским. И бубенцы. Совсем немного маленьких золотых горошин на рукавах и вороте. Кто их делал, Шут не знал, но эти бубенчики из запасов мадам Сирень больше походили на частицы музыкального инструмента – так они были мелодичны. Шут не спеша переоделся и, сделав сальто назад, с удовольствием отметил, что на первый взгляд узкие и плотно облегающие штаны совершенно не стесняют движений, равно как и куртка с длинными рукавами. Он поглядел на себя в зеркало. Госпожа Иголка была права: выбранный ею цвет ткани и впрямь смотрелся недурно. Шут осторожно поднял левую руку, и бубенчики тихо зазвенели. Он состроил своему отражению смешную гримасу, однако двойник из зеркала не показался ему забавным. Да, женщины находили господина Патрика милым, но сам он так не считал. Шут обладал тонкими чертами лица, едва заметно вздернутым носом и губами, про которые баронесса Летти говорила: «будто всегда ждут поцелуя». Не Руальд, чего уж там… А так хотелось бы иметь более мужественный вид. Особенно теперь, когда в серых его глазах так отчетливо плескалась тревога.
«Я слишком насторожен, это заметит кто угодно. Нужно успокоиться, – он устало сел на кровать и обхватил голову руками. Чувство тревоги вновь
