Полторак поднял казаков по приказу Платова, на зорьке. Всю ночь донцы жгли по очереди костры, рубая тальники и терновники, собирая по балкам принесенный ветром курай[16]. И под утро, после печальных песен, уснули на ядреном степном воздухе мертвецки. Но уже с первыми звуками – короткими, сигнальными, – вскочили на ноги, ища своих урядников и хорунжих. Не нападение ли татар часом?
– Выступаем в поход! Стройся, братцы, посотенно! – командовали есаулы, гарцуя перед казаками. А те, разобрав лошадей из косяков, уже проворно седлали их, да еще успевали пошучивать, рассказывать сны про баб и дивные приключения, связанные с ханским гаремом.
Хорунжие подравнивали ряды, хотя и без них любой казак знал свое место: кто слева и справа, кто в передних рядах, а кто в прикрытии. На учениях, в походах и в сражениях так приноровились, что могли строиться с закрытыми глазами.
Платов, в теплом суконном мундире, в высокой шапке, из-под которой выбивались черные пряди, розовощекий и бодрый, точно сросшийся со своей резвой кавказской лошадкой, пронесся вперед в окружении ординарцев. Свита полковника остановилась на пригорке, ожидая, когда в походном порядке тронется весь полк.
Первыми во все стороны разметнулись дозорные. В авангарде походной колонны двинулись четыре неполных конных сотни, за ними пушкари на подводах, далее следовал обоз с амуницией, порохом, ядрами и провиантом. И замыкала походный строй еще одна сотня, собранная из служилых казаков, самых опытных и отчаянных. Хотя и направлялись они в мирную восточную сторону, но от коварных крымчаков всего можно ожидать. В чистом поле Божья воля!
Казаки, проезжая мимо полкового командира, громко и слаженно приветствовали его, совсем молоденького, черноусого. Но Платов молчал, пристально оглядывая ряды. Далеко не все подчиненные были одеты в мундиры синего сукна, выданного на пошивку приказом войскового атамана. Кто не успел пошить, кто причужил[17] сукнецо, а иные понадеялись на бабенок своих, да вместо мундиров сварганили те кривобокие одежины, на которые без хохота невозможно смотреть. Большинство же казаков носило овчинные зипунцы, надетые поверх чекменей, а покрывались папахами. Конечно, по сравнению с регулярными гусарскими или драгунскими частями выглядели донцы неказисто. Но требовал казачий полковник, чтобы во всем был порядок. И старался, как мог, опекать своих земляков. Упросил даже генерал-аншефа Долгорукова дополнительно выделить для полка три десятка ружей и пистолетов. Огневым оружием надежней громить татарских батырей!
Полк двигался вдоль левого берега Еи, в одном направлении с ногайскими кочевыми обозами. Мартовский день хмурили тучи. Изредка меж ними проскальзывали лучи, в перехлест, ножницами утыкались в дальние пригорки. И тогда ощутимей становилось вешнее теплушко, мягче – напитанный влагой ветер. Свет и тени облаков прокатывались по косогорам, по диким облескам и буеракам. А целина зеленела уже сочной щетинкой молодой травы. На скатах, любопытствуя, столбиками стояли темно-палевые
Курай (южн.) – перекати-поле.
Причужить (каз). – присвоить.
